Сильнее смерти - [35]

В спор включился Тимотий.

— Пусть будет по-вашему! — крикнул он сердито. — Это будет первый шаг, потом сделаем второй: создадим четнические отряды и исключим из них всех этих Проле.

— Да, правильно, — затягивая пояс, холодно согласился с ним Дренович.

Все четверо вышли на улицу.

Жизнь на спокойных берегах Медны, Печски и Пливы не просто спасла их от плена, но и дала им отдохнуть после катастрофы и опять стать на ноги. Тимотий посылал связных в Баня-Луку (он был оттуда родом) и получал все, что ему было нужно. Поручник Матич уже начал переписываться с семьей, находившейся в Сараево, а Дренко поддерживал постоянную переписку с женой своего бывшего начальника полковника Влашича. Их знакомство продолжалось уже второй год, и сейчас она спешила перебраться из Сараево к своим родным в Мрконич, чтобы быть поближе к возлюбленному. Она писала, что ее муж в плену, и добавляла: «Мне так недостает тебя, так недостает, дорогой и единственный мой!»

В то время как Дренович прощупывал настроение своих земляков, Тимотий составлял планы создания будущей армии, поручник Матич мечтал о большой карьере, а Дренко думал о любви. Каждый жил своей собственной жизнью, хотя судьба их тесно связала сейчас.

VIII

Черный легион начал наступление около десяти часов. Над Пливой было тревожно, доносились раскаты орудийных залпов. Растянувшаяся колонна усташей с моторизованными подразделениями пробиралась вдоль речки и становилась все более шумной. Резиновые колеса и стальные гусеницы пожирали пыльную дорогу на Яйце. Мелкая пыль оседала на оси, карданные валы, пазы зубчатых передач. Над стальными ребрами танкеток выступали головы в беретах с эмблемой крылатых орлов. Несколько сот пар сапог размельчали гравий на дороге и приближались к Шипово.

Плевичане спешили на позиции. Шолая, Проле, Белица, Влах, Йованчич, Бубало, Стоян Округлица, Остоя Козина, курносый Йокан хорошо видели дым в котловине, слышали сперва одиночные пулеметные очереди, а потом общий, слитный вой. Несколько пуль пролетело у них высоко над головой, провизжав в ветках деревьев. Донесся запах дыма — горел хлев, оказавшийся на пути колонны.

Тимотий, Дренович, Дренко и поручник Матич поднялись на возвышенность и подошли к плевичанам. Те были удивлены их появлением.

Дренович, тяжело ступая, подошел к Шолае. Трогая свои густые рыжие брови, он посмотрел вниз и сухо бросил:

— Драться будем вместе.

Шолая окинул его подозрительным взглядом. Проле быстро сообразил, в чем дело, и сказал, обращаясь к Тимотию:

— Народ старше и меня и вас, капитан. Хорошо, что вы решились послушаться его. Винтовки будут, легионеры их несут, а вы человек не из пугливых. Извольте, вот место рядом со мной.

Чувствуя свое унижение, Тимотий, чтобы выправить положение, с насмешкой сказал:

— Вас учила каторга, господин коммунист, а меня учило славное прошлое нашей страны. Посмотрим, что больше стоит.

— Я предпочитаю быть сейчас на одной баррикаде, а позднее можем и разойтись в разные стороны, — спокойно заметил Проле. — И для меня и для вас усташей хоть отбавляй. Покажите по крайней мере хоть сейчас, на что вы способны, если в апреле вам счастье не улыбнулось.

Выстрел был хорошо рассчитан и произвел свое действие. Тимотий без слов пошел к меже; взялся за кобуру, вынул пистолет, положил его на траву и расстегнул все пуговицы на гимнастерке. Ему было жарко.

Проле присел, положил автомат на межу и с любопытством посмотрел на Дренко и Матича. Поручник сердито грыз тонкий ус, а Дренко без злобы, растерянно усмехался.

— Капитан, может быть, хотите пристроиться рядом с нами? — предложил Проле. Он почувствовал существенную разницу между этим капитаном и другими тремя офицерами. Этот вел себя как-то наивно и вызывал симпатию.

Дренко растерянно посмотрел на Дреновича, оглянулся на поручника Матича, а затем без особой охоты пошел к Проле.

— Дайте мне пулемет, — сказал он, показывая глазами на дуло. — Я уже имел с ним дело.

— Пожалуйста, — сказал Проле.

Плевичане залегли на позициях. Редкие выстрелы обнаруживали передвижение усташей. Из котловины все сильнее доносился шум. Дым густыми клубами спускался на каменистые поля Шиповлянской Косы.

Странный шум потряс котловину. Над рекой прозвучал выстрел, резкий нервозный писк прошипел над кукурузным полем и застрял в лесу. Облачко дыма появилось над вершиной. Рыжий чуб Ракиты задрожал; лицо Шишко перекосилось от страха; Дренко повел широкими плечами, наклонил голову и начал прислушиваться; усатый Йованчич снял шапку и посмотрел вдаль на Яньскую Косу; там видны были белые платки женщин, нагруженные кони и стада овец.

— Ну, Перушко, пришло время умирать.

— Молчи.

— Такая каша сейчас заварится. И Виторог не спасет нас.

— Тише.

— Да Симела же с ума сошел! Ему хоть бы что! Своей жизнью не дорожит, и на нас ему наплевать.

— Чему быть, того не миновать!

— А может, вон туда, с обрыва вниз? — показал один плевичанин головой на глубокий ров в сторону реки.

Донесся пронзительный крик. В ответ раздались другие. Шолая обернулся.

— Что такое, испугались?

— Что будем делать?

— Спокойно, не так уж они сильны, как кажется.

Меж стеблей кукурузы была едва заметна стерня.