Сильнее смерти - [20]

— Что ты имеешь в виду?

— Они хотят все войска растасовать так, чтобы немцы не встретили никакого сопротивления. Прикажут армии идти на восток, чтобы оказался оголенным северный участок границы, оттуда и ударят фашисты. Пехотинцев направят на военные корабли, а моряков — в пехоту.

— Что же делать?

— Надо разъяснить положение бойцам, — ответил Проле. — Если случится так, как я предполагаю, будем бороться своими силами.

— С немцами бороться?

— Да.

— Гиблое дело. Никто из плевичан не пойдет за нами.

— Этого не может быть, — возразил Проле.

— Сам увидишь, — настаивал Шолая.

— Что же ты предлагаешь?

Шолая не решился ответить сразу, долго мялся, смотрел по сторонам.

— Надо устроить переворот и захватить батарею, — выпалил он вдруг.

У Проле от удивления глаза на лоб полезли.

— Нет, что ты, Шолая, так нельзя, — решительно возразил он. — Сейчас это было бы ошибкой. Нам люди нужны, чтобы отпор врагу организовать. Надо всем разъяснить, что это наша главная задача сейчас.

— Значит, снова одни разговоры, — нахмурился Шолая.

— Не разговоры, а серьезная разъяснительная работа, чтобы все люди поняли, какое складывается положение.

— Я хочу дело делать, а не беседы проводить, — произнес Шолая. — В этом мы с тобой расходимся. Помнишь, в тот день в Белграде я жандармов бил, а ты проповеди около пушек читал. Вышло же по-моему, а не по-твоему. И сейчас то же самое повторяется. Не о чем нам больше разговаривать. Пользы не вижу. — И, резко повернувшись, Шолая быстро пошел.

— Подожди! — крикнул Проле, поспешив следом за ним.

— Что? — Шолая повернулся. — Передумал?

— Да нет, остановись, выслушай меня.

— Не нужны мне твои объяснения. Иди к другим рассказывай байки, — сердито проговорил Шолая, продолжая идти.

— Дурак, — процедил сквозь зубы Проле и повернул назад, к своим. «Такой же, как и был, — размышлял он, выбираясь на высотку в расположение батареи. — Только не натворил бы чего-нибудь раньше времени».

Когда Проле, появился на батарее, его сразу окружили плевичане и забросали вопросами:

— Что это такое, Проле? Пушки устанавливают не там, где надо. Ошибка это или чья-то злая воля?

Проле сказал, что он думает по этому поводу.

— Слушайтесь того унтер-офицера, который возражал, чтобы его орудие с высотки снимали, — наставлял он бойцов. — Этот человек — патриот. А сейчас лучше разойтись — подпоручник сюда идет.

Снизу по тропинке шагал подпоручник Дренович. В левой руке у него между указательным и средним пальцами была зажата зажженная сигарета. Увидев солдат, подпоручник остановился.

— Эй ты, иди сюда! — позвал он.

Проле обернулся на голос и, видя, что подпоручник показывает пальцем на него, подошел к офицеру.

— О чем ты говорил с солдатами? — спросил Дренович.

— Да о чем придется, господин подпоручник.

— Какие-нибудь особенные вопросы они задают?

— Нет, никаких.

Дренович затянулся сигаретой… выпустил большой клуб дыма.

— Ты ведь из тюрьмы вышел недавно?

— Так точно.

— Сидел за распространение нелегальной литературы?

— Никак нет. Меня ошибочно осудили.

— Ошиблись?

— Так точно.

Дренович стряхнул пепел с сигареты, помолчал немного, а затем спросил, понизив голос:

— А как настроение у Шолаи?

— Точно не знаю, но с виду веселый ходит.

— Веселый? Я бы не сказал. — Дренович посмотрел в сторону леса и глубоко задумался.

Проле продолжал стоять рядом с ним, ожидая разрешения уйти. Вдруг совершенно инстинктивно он повернул голову. Между стволами деревьев замелькала фигура Шолаи. Лицо его было мрачным, рукавом куртки он вытирал пот со лба. Подпоручник тоже его заметил.

— Как ты думаешь, он не пьян? — спросил подпоручник Проле.

— Не знаю, — ответил тот.

— Хорошо, ступай к своим, — приказал подпоручник и, понаблюдав некоторое время за Шолаей, ушел.

Разговор с Шолаей расстроил Проле. Вечером, прежде чем заснуть, он долго ворочался с боку на бок, курил, вновь и вновь перебирал в памяти встречу в лесу.

Следующий день, заполненный бесчисленными хлопотами, пролетел быстро. Проле весь отдался подготовке солдат к борьбе с врагом. Шолая в это время подбирал единомышленников, готовых к бунту.

Наступил сумрачный вечер пятого апреля сорок первого года, а на заре шестого апреля над позициями батареи разнесся сигнал боевой тревоги. В воздухе, пересекая югославскую границу, шли эскадрильи «юнкерсов». Самолеты закрыли небо, заполнили все пространство гулом моторов. Издалека уже доносился гул пришедших в движение сухопутных войск фашистов. Над батареей просвистел первый вражеский снаряд. Шишко, еще не очнувшийся ото сна, камнем свалился в окоп, шлепнулся о землю и вскрикнул:

— Мама родная, что теперь будет! Вот и началось!

XIV

Белград сотрясали взрывы. В утреннем небе над городом сходились «юнкерсы» и с ревом падали в пике. Надрывно завыла сирена, начисто прогоняя утренний сон. Крошились каменные стены, высоко взметнулся столб черного дыма. Вид города менялся с молниеносной быстротой. Вот уже целый квартал превратился в руины. Поднятая взрывом, полоскалась в воздухе чья-то пестрая пижама. Рухнул на землю фасад дома, украшенный бронзовыми фигурками, открыв взору внутреннее убранство квартир. Бомба попала в библиотеку и разметала во все стороны тысячи книжных страниц. Под ураганным огнем все рушилось, трещало, грохотало, раскалывалось и покрывалось темным облаком из дыма и пыли.