Сильнее смерти - [22]

— Пусть каждый снаряд попадет в этих проклятых фашистов! — заклинал он.

Югославы вели сильный ружейный и артиллерийский огонь. В рядах гитлеровцев возникло замешательство.

— Готовы? — спросил унтер-офицер.

— Готовы, командир!

— Огонь!

Первый же снаряд попал в башню броневика. Из машины стали выскакивать немцы. Один, высунувшись наполовину из люка, повис вниз головой.

— Ура! — донеслось снизу. Югославская пехота перешла в стремительную атаку. Огонь достиг такой силы, что дорога кипела под ударами пуль и снарядов. Танки, упрямо продвигавшиеся вперед, стали поворачивать назад. Отступала и немецкая пехота.

— Беглым, огонь!

Снаряды противотанкового орудия один за другим вонзались в отступающую колонну. Когда основная часть немцев скрылась за гребнем высоты, на дороге остались груды разбитых машин, объятые дымом.

Шолая оторвался от пушки, рукавами куртки вытирая взмокшее грязное лицо.

— Воды! — попросил он.

Проле протянул флягу и сказал:

— Сейчас главное действие начнется, артиллерия ударит.

Шолая устало опустился на землю и произнес:

— Пусть бьет. Мы уже свое дело сделали.

XV

Так протекал бой за приграничные высоты и дорогу, имевшую важное стратегическое значение. Гитлеровцы еще дважды переходили в атаку и оба раза были отброшены. От их артиллерийского огня и налета авиации югославы потеряли около сотни людей, в основном пехотинцев.

Вечером, когда бой затих, на позициях появился седой полковник.

— Дети мои! — обратился он к артиллеристам, стоявшим в строю. — Вы возвеличили славу сербского оружия. — Голос его дрогнул. — Вы доказали, что наши солдаты могут одолеть и такую силу. Слава вам и спасибо. Вы удержали один из важных опорных пунктов фронта. — Оратор остановился. — А сейчас, — продолжал он после паузы, — вы должны отойти, чтобы снова стать как гранит за своего короля там, где потребуется. Слава вам! — Полковник быстро развернул коня и поскакал в тыл. Группа офицеров в полевой форме рысью тронулась за ним, и вскоре они исчезли из виду.

— Смотри-ка, — первым пришел в себя Шишко, — что же он сказал? «Вы удержали важный опорный пункт, а теперь вам остается лишь отступить». Что все это значит?

— Им виднее, — промямлил Колешко.

— Да мне что, пусть ведут, куда хотят, — присмирел Шишко.

— Приготовиться к маршу, быстро! — скомандовал Дренович.

Строй рассыпался на мелкие группы и двинулся в лес. Шолая шел задумавшись. Проле примкнул к нему и сказал на ходу:

— То, что здесь произошло, будет и там, вот увидишь. Как только ударим по немцам посильнее, сразу отступать прикажут. Дело ясное как божий день.

Шолая остановился. Сквозь кроны деревьев пробивался лунный свет. Над одной из веток, будто пламя свечи, мерцала далекая звезда.

— Полковник сам себе противоречил и старался скрыть от нас правду. Я считаю, что отступать не надо, — продолжал Проле.

— А все-таки я кого-нибудь за это убью. Не сегодня — так завтра, не завтра — так послезавтра, но все равно убью. От разговоров пользы мало — нужна пуля, — спокойно и решительно заявил Шолая.

«А ведь он действительно кого-нибудь убьет!» — подумал Проле.

— Одним убийством зло не остановишь. Давай подождем и посмотрим, что будет дальше, — посоветовал он Шолае.

— Ждать? Смотреть, как на наших глазах играют нашими жизнями? Жди ты, я не хочу. Первого же подлеца, который прикажет отступить, убью. — Шолая зашагал к лошадям.

Проле остался один. Он понимал, что Шолая прав, и в душе был согласен с ним. Так что же все-таки теперь делать?

Вскоре начался отход. По шоссе, которое извивалось белесой змейкой между высотками и распаханными полями, двинулось несколько колонн.

— Смотри, никак, гаубицы? Разве и вы отступаете? — кричали пехотинцы, обгоняя артиллеристов.

— Здорово, вояки!

— Добрый вечер, дядя!

— Что же вы немцев побили, а теперь драпаете?

— Сил у них больше, дядя, а против силы не попрешь.

Так и шли колонны, обгоняя друг друга, текли мутным горным потоком на широкую плоскую равнину. Где-то вдали глухо громыхали орудия. Время от времени сзади вспыхивали холодным светом ракеты и растворялись, не в силах победить ночную мглу.

Утром, хотя колонны и так шли без привалов, был дан приказ ускорить движение. Часа через два в небе появились самолеты, развернулись и начали штурмовку. Град пуль обрушился на колонну. Убитых положили на обочину шоссе, быстро выкопали общую могилу и захоронили. Дальше колонна шла уже без смеха и шуток. В кюветах валялись трупы лошадей, закапывать их было некогда.

— Эх, погибаем, — кручинился Шишко.

Около полудня по колонне разнесся слух, что впереди немцы. Поднялась паника.

— Кто это сказал? — Проле соскочил с повозки. — Не могли немцы оказаться впереди нас.

Ему ответили, что эту весть распространяет какой-то парень из гаубичной батареи. Тот заявил, что слышал об этом от радиотелеграфиста. Последний же утверждал, что так сказал полковник, только что проехавший по дороге.

— Это вранье! Хотят посеять панику! — закричал Проле громко, чтобы другие солдаты услышали.

Подъехал Дренович и спросил, в чем дело. Проле объяснил.

— Успокойтесь, немцев впереди нет, — категорически заявил Дренович. — Быстрее погоняйте лошадей.