Сильнее смерти - [24]

Дренович, уже сидевший в седле, натянул поводья и развернул коня поперек шоссе.

— Подпоручник, немцы! — крикнул конник, осадив лошадь.

— Где?

— Там! — Конник показал на хвост колонны. — Немецкого мотоциклиста только что видели.

— Кто видел?

— Все, кто там был.

— Батарея, к бою! — крикнул Дренович.

Колонна пришла в движение. Артиллеристы быстро рассредоточили орудия, распрягли лошадей, и коноводы увели их в тыл.

— Орудие в окоп! — скомандовал унтер-офицер. Его лицо, бывшее только что пепельно-серым от усталости, наливалось кровью. — Боеприпасы в кювет, второе орудие на левую сторону дороги, быстро! — продолжал он отдавать распоряжения.

Подбежали несколько младших унтер-офицеров и стали руководить солдатами. А те растаскивали по местам орудия, окапывали их, торопливо вонзая лопаты в мягкую землю, и боязливо оглядывались.

Из головы колонны прискакал Дренович с несколькими офицерами.

— Пропустить первыми гаубицы! — приказал он, чтобы вывести их за позиции противотанковой батареи.

Над дорогой столбом поднялась пыль. Офицер носился сквозь эту мглу взад-вперед, и временами его почти совсем не было видно. Повозки гремели по каменистому шоссе, наезжая одна на другую, ржали напуганные лошади. Высоко в небе появился самолет-разведчик, сделал широкий круг над колонной и ушел в сторону немцев. Вначале слабый, а затем все сильнее и отчетливее послышался шум моторов немецких машин. Над колонной разорвались первые снаряды шрапнели, оставляя после себя облака белого дыма. Стальные осколки с треском ударились о камень и со свистом разлетелись в разные стороны.

— Внимание! — прозвучала команда.

Бой начался по всем правилам военной тактики: Первые немецкие мотоциклисты, встреченные огнем, оставили на дороге три трупа и умчались назад. Сразу после этого моторизованная колонна немцев разделилась на три группы. Несколько танков двинулись полем слева от дороги, вторая группа — правее дороги, а грузовики с двумя танками в голове пошли прямо по шоссе. Ровная местность давала танкам возможность маневрировать, и, приняв боевой порядок, они рванулись вперед. Но вскоре танки, наступавшие по флангам, стали заметно отставать от центральной группы.

— Ничего не получится у них с охватом, — сказал унтер-офицер. — Земля здесь только сверху сухая, а чуть копнешь — вода. Застрянут танки на полпути, вон там, — показал он рукой на поросшую редким кустарником пустошь по обе стороны шоссе.

Рядом с унтер-офицером стоял подпоручник Дренович и внимательно наблюдал за полем боя.

— Неподходящая здесь местность для обороны, ровная как стол. В Боснии у нас совсем другое дело, — сказал он и вытер волосатой рукой крупные капли пота со лба. — В Боснии мы эту колонну расколотили бы играючи.

— Могло быть и хуже. Здесь все же есть рощи и овраги, — заметил унтер-офицер.

— На безрыбье и рак рыба, — вздохнул Дренович.

Застигнутые немцами на марше, артиллеристы все же смогли более или менее сносно разместить орудия. Поблизости, к счастью, оказался старый кирпичный завод, от которого в сторону шоссе тянулись неглубокие песчаные карьеры. Их-то и использовали артиллеристы в качестве огневых позиций.

Бой разгорался. Как и предсказывал унтер-офицер, танки, наступавшие с флангов, стали все глубже увязать в топком грунте и вынуждены были, изменив направление, приблизиться к шоссе. За это время центральная группа значительно вырвалась вперед.

Несколько пристрелочных выстрелов югославской батареи не нанесли этой колонне видимого ущерба, и она продолжала беспрепятственно продвигаться. Когда расстояние до колонны сократилось до километра, на югославской батарее прозвучала команда открыть беглый огонь. Орудия заговорили. Снаряд за снарядом летел в цель. Вот задымила передняя машина, за ней в середине колонны, затем на левом фланге.

— Отлично, так и продолжать! — крикнул Дренович.

— Внимание! Огонь! — командовал унтер-офицер.

Немецкая колонна повернула назад.

Как только она отступила, из тыла прискакала группа офицеров. Лошади под ними были взмылены. Офицеры задыхались от негодования.

— Кто стрелял? — заорал полковник, осаживая коня. Его мясистое лицо с бородавкой на верхней губе и горбатым носом налилось кровью. Вся его массивная, крепко скроенная фигура дышала гневом.

— Мы стреляли, господин полковник, — доложил Дренович, безуспешно старавшийся сохранить положение «смирно» и одновременно уклониться от хлопьев пены, падавшей с морды лошади, на которой восседал полковник.

— Почему стреляли, когда вам было приказано отходить?

— Мы отходили, господин полковник, но немцы нас настигли.

— Кто командовал тем орудием? — полковник вытянул руку с зажатой в ней плеткой в сторону одной из пушек.

— Унтер-офицер Шаулич, господин полковник.

— Где он сейчас?

— Здесь.

— Ко мне его!

Шаулич вылез из ямы, где стояло его орудие, и быстро направился к полковнику, четко печатая шаг. Его лицо, еще хранившее на себе возбуждение боя, было пунцовым.

— Господин полковник, унтер-офицер Шаулич по вашему приказанию прибыл! — доложил он.

— Это вы на пограничном рубеже переместили орудие с того места, которое было указано генералом?

— Я, господин полковник, — растерянно ответил Шаулич, не ожидавший такого вопроса.