Сильнее смерти - [18]

— Здорово еще раз! — сказал Бешняк и сильно потряс протянутую ему руку. — Куда пойдем? Пожалуй, будет безопаснее где-нибудь на людях, ну хотя бы около ваших пушек, — там всегда солдат полно — нужду справлять ходят.

«Какой детина! — восхищенно подумал Проле, едва охватывая пальцами своей руки широченную ладонь бывшего дровосека. — Кулак у него, наверно, что молот».

— Можно и к нам, — сказал он. — Пристроимся под брезентом около какой-нибудь гаубицы.

Проле пошел впереди, за ним Бешняк. Слыша за спиной тяжелые шаги, Проле размышлял: «Плохо будет на войне такому великану, легко убить могут… Надо расспросить его подробнее об обстановке, он в тюрьме не сидел и должен все знать».

Расположившись под брезентом, который свисал со ствола гаубицы, Бешняк вытянул длинные ноги и спросил:

— Часовых нет поблизости?

— Нет, — ответил Проле и опустился с ним рядом.

— У нас положение сейчас такое, — начал Бешняк. — Солдаты идут на войну с радостью. Верят, что могут побить немцев. События двадцать седьмого марта встряхнули их, как-то воодушевили. А как у вас?

— То же самое, — ответил Проле. — Только все спрашивают, что дальше будет. Государственный переворот застал их врасплох. Они и сейчас еще не пришли в себя.

— Надо разъяснить им, — Бешняк зашевелился, устраиваясь поудобнее, — что путч — это просто крупная игра буржуазии с целью свернуть массы с революционного пути. Буржуазия не отказалась от своих планов. А Гитлер — тем более. Предатели лишь замаскировались. Они будут устраивать в войсках беспорядки, шельмовать патриотов, всячески мешать организации сопротивления. Каждый третий в армии — представитель пятой колонны, и эти люди действуют очень активно.

— А какова линия партии? — прервал его Проле.

— Партия выступает за отпор врагу, за самый решительный отпор. Требует поднимать боевой дух солдат, воодушевлять патриотов и разоблачать саботажников. «Каждую пулю — в Гитлера» — таков сейчас лозунг.

— Ты думаешь нам это удастся?

— К сожалению, это зависит не только от нас. Посмотрим, сколько честных людей осталось в верхах. Если там их достаточно, тогда что-то можно будет сделать. А если нет — тогда надо обращаться прямо к бойцам.

— И?

— И биться до конца.

— Да, — задумчиво проговорил Проле. — Как же все-таки поведут себя верхи?

— Время покажет. Война заставит их определиться.

— Думаешь, скоро будет война?

— По-моему, в ближайшие дни. Жертву Гитлер уже наметил и тянуть с нападением не станет.

Они беседовали, а среди плевичан в это время царило необычное оживление. Неизвестно каким путем Шишко раздобыл в селе три бутылки ракии, которые сразу же были распиты. Ракия по-разному подействовала на солдат. Полупьяный Колешко был мрачен и никак не мог совладать с икотой. Козина пытался затянуть песню, а Шишко жаждал объясниться с Шолаей.

— Когда я увидел, как тебя ведут конвоиры, веришь, слезы у меня потекли, — пьяно бубнил он. — Хотя ты и дерзок, но плохого я тебе не желаю, нет, не желаю. Выпей, браток, еще, и давай помиримся. Завтра все равно все погибнем, что толку ссориться?

— Да, и не придется тебе больше на зайцев охотиться, — добавил Козина.

— А он и сам, как заяц, — сказал Шолая. — Душа у него заячья.

— Тебя наверняка, Шишко, рядом с зайцем положат, ты ведь ихнего племени, сердце у тебя заячье, — продолжал Шолая, отпив несколько глотков из бутылки.

— Верно, Шолая, верно, — смиренно согласился Шишко. — Беда лишь в том, что бог не дал мне заячьих ног.

И он громко рассмеялся.

— Слышишь, Шолая смеется, — обратился Проле к Бешняку, вылезая из-под брезента. — Первый раз после ареста.

— Хороший он человек, — уверенно сказал Бешняк, — такие люди нам нужны. Поработай с ним. Ну, иди. Дорогу обратно я сам найду. Удачи тебе в бою, если не свидимся. — Он обнял Проле за худые плечи и притянул к себе.

Плевичане встретили Проле весело.

— Братцы! — гаркнул Шишко. — Проле-то наш, видно, по вдовам ходил. А они здесь ядреные.

Проле добродушно рассмеялся:

— Не даются здешние вдовы при свете месяца, разве ты не знал?

— Ну да? Что ж они, днем?

— Только в полной темноте, когда ничего не видно.

— Ну тогда вот возьми, утешься. Глотни! — И Шишко протянул ему бутылку. — Там еще есть немного.

Проле отпил ракии и включился в общее веселье.

Рано утром тронулись дальше. К вечеру добрались до небольшого приграничного городка, миновали его и остановились перед невысокими холмами, поросшими редким дубом. Спускались сумерки. В лучах заходящего солнца неопавшие прошлогодние листья отливали медью. Кругом было тихо.

Вдоль обоза проехал подпоручник Дренович и приказал распрячь лошадей.

— Приготовить лопаты, с утра будем окапываться, — распорядился он, уставившись на кривые ноги Ракиты. — Позиции здесь, недалеко, — махнул он рукой в направлении холмов, а затем спросил Ракиту: — Почему у тебя сапоги такие кривые, каблуки, что ли стоптал?

— У меня ноги такие, господин подпоручник, от рождения, — зло ответил Ракита.

Подпоручник отвернулся от него.

— Быстрее распрягайте! — напомнил он и двинулся дальше.

Ракита с Йованчичем возились с веревкой, развязывая узлы.

— Ишь привязался, — шипел Ракита. — Почему у тебя сапоги кривые, почему то, почему это? А зачем они меня в армию взяли?