Сильнее смерти - [109]

Зорка была на огороде. Увидев его, она бросила мотыгу и побежала навстречу. Шолая уже расседлал лошадь, когда она вбежала во двор и обняла его.

— Родной мой! Наконец-то!..

Через час он сидел на скамейке возле дома, держа на коленях маленькую Зорку, а жена в это время ощипывала петуха и рассказывала:

— Поп в тот вечер закрыл дом. В полночь кто-то постучал. Он встал, выглянул в окно и увидел Дренко. Вначале не хотел открывать, но потом все-таки открыл. Дренко был черный как земля. Спросил о Сайке. Поп рассказал. Потом Дренко выскочил на улицу, сел на коня и уехал. Не успел миновать калитку, как затрещали пулеметы. Поп едва скрылся, а от дома только головешки остались.

— А где сейчас поп? — спросил Шолая.

— Ушел в Сану к какому-то монаху.

— А почему четники сожгли его дом?

— Этого никто не знает.

Вечером после ужина Шолая собрался уезжать.

— Не уезжай ночью, на заре уедешь, — умоляла Зорка.

— Не могу. К нам прибыли пролетарские бригады.

— Если бы я могла тебя не пустить! — прошептала она.

— Может быть, скоро опять приеду.

Когда Шолая вернулся в штаб, ему передали письмо из прибывшего подразделения пролетарской бригады. Он сразу же собрался в дорогу. В штабе приняли решение о наступлении на Купрес. Шолая сразу же отдал приказ готовить роты к выступлению.

XVI

В одну из ночей в Плеве появились Перушко и Шишко. Они принесли нехорошие вести о положении в королевской армии. На заре они скрылись в неизвестном направлении.

Через три дня, воспользовавшись отсутствием отряда Шолаи, в Плеву прибыли Дренович с Томинацем.

— Шолая долго на земле не проживет, — пригрозили они. — Мы перехитрим его. Те, что убежали в лес, далеко не уйдут. Передайте им, чтобы возвращались, в противном случае им плохо придется.

«Готовят что-то и они, и усташи, и все против моего Симы. Черные дни наступили», — думала Зорка.

На следующий день Зорка жала пшеницу. Маленькая Зорка сидела в траве и из веточек граба плела корзиночку. Работа у нее не клеилась, но она упорно делала свое дело.

Дед Перушко сидел на меже и рассказывал:

— Так вот. Течением унесло мои штаны, а у Шишко украли сапоги. Вечером по приказу Тимотия мы получили по двадцать пять розог. От стражи убежали. Ночь провели в пути. Добрались до Плевы. А теперь куда? Останешься дома — нагрянет Шолая, и прыгай тогда в Пливу. А если где появишься — натолкнешься на Томинаца, и еще хуже будет. Вот и решили мы уйти в лес. Шишко где-то обменял карабин на двустволку, а у меня была с собой винтовка.

Зорка слушала певучий голос Перушко и возвращалась к своим мыслям. В конце спросила:

— А почему сами не идете к Шолае?

— Кто посмеет идти. — Перушко вздохнул. — Разве не он убил торговца, разве не он подрезал чуб Бубало? Как же после всего этого идти?

Перушко уже собирался уходить, когда к полю подскакал курносый Йокан. На груди у него болталась винтовка.

— Здравствуй, Зорка! Письмо тебе от Шолаи. Завтра ты должна прийти к нему в Муиджицы. Идем на Купрес.

Йокан оглянулся, где бы привязать коня. Посмотрел на деда Перушко.

— Дед! Откуда появился? — рассмеявшись, крикнул он, — уж не воеводой ли ты стал? Слыхали мы! Штаны унесло! Что делаешь сейчас? Предводительствуешь?

Оскорбленный в лучших чувствах Перушко запахнул кожух и с раздражением проговорил:

— Не смей так со мной разговаривать! Ишь разошелся! На коня сел и нос задрал! Что смотришь? Я не с того света явился!

Йокан посмотрел на него и его опять разобрал смех.

— Я думал, встречу тебя и в партизаны приглашу, а вижу, не пойдет. — Засунув руку за пазуху, Йокан извлек клочок бумаги и протянул его Зорке. — Это тебе от Симелы.

Зорка села на землю и стала читать.

Шолая писал:

«Дорогая жена! Готовимся к походу на Купрес. Настроение у плевичан хорошее. Приготовь что-нибудь поесть и приходи. Не забудь захватить бутылочку ракии. Хочу увидеться с тобой. Жду. Будь здорова. Твой Сима».

Когда она прочла последние строчки, слезы навернулись у нее на глазах.

— Не отбирай его у меня, земля, оставь мне его живым, — причитала она. — Не дай проклятой пуле поразить его! Сделай все, чтобы он остался живым! Если на него пойдут, помешай! Храни его!.. Идемте домой, — крикнула она сквозь слезы, подходя к колыбели. Пока вела дочь за руку, думала: «Почему он именно сейчас зовет меня?»

Страх за мужа не оставлял ее до самого вечера.

Поднялась на заре. Собрав узелок с едой, отправилась в дорогу.

Над Пливой прохладный ветер разгонял туман. У подножия горы мычал выгнанный спозаранку скот. Плива переливалась между кустами, как чешуя огромной рыбы. Над Драгничем, словно огромная птица, плыло розоватое облако.

Зорка шла быстро. Поднявшись на гору перед Муиджицы, подумала: «Сейчас впервые увижу его среди товарищей…»

Спустилась по тропинке ниже кузницы прямо к мосту. Оттуда уже были видны партизаны. Парни в белых рубашках, завязанных у пояса, мыли головы и громко переговаривались. Зорка прибавила шагу.

Навстречу ей шел Йованчич. Он был гладко выбрит. Подстриженные усы почему-то заставляли вспомнить о петухе, которому выщипали хвост. Зорка едва удержалась от смеха.

— А, ты пришла! — крикнул он весело. — Симела ждет! Да, говоря по совести, все мы ждем: ракия — дело неплохое… Что смотришь? На мои усы? Это комиссар виноват! «Сбрей, говорит, усы. С усами ты чем-то напоминаешь четника». Я послушал, а теперь, видишь, что получилось. — Йованчич погладил себя по щекам и усмехнулся. — Не отправиться бы только на тот свет, а усы вырастут. А баклажку принесла?