Сильнее смерти - [101]

— Я здесь буду жить, отец?

— Так приказано.

В голосе священника был скрытый укор, и она поняла его.

— Отец, я хотела бы исповедаться.

— Только не сейчас. Вы же слышите, стреляют, — проговорил поп, прислушиваясь к стрельбе. — Вот до чего мы дожили: королевские стрелки — на ночлег, шолаины — на завтрак. Да, страшные времена настали.

Несколько дней она молчала.

Бубало долго присматривался к ней. Наконец однажды вечером схватил ее за руку и резко потянул. Волосы у нее рассыпались. Испугавшись, она вскрикнула.

— Его любишь?

— Нет! Пусти!

— Убью его! Завтра же его не будет!

— Ты с ума сошел!

— Почему ты все время плачешь?.. Почему?

— Тяжело мне. Никого у меня нет.

— А я?

— Кто ты мне?

— Не говори так. Я будто с ума сошел с той поры.

— Не понимаешь ты меня!

— Лучше убирайся, если ненавидишь!

— Замолчи. Ты жене нужен. Почему ты бросил ее?

— Она ничто для меня.

— Замолчи! Уходи! Прошу тебя, уходи… После придешь…

— Хорошо, уйду…

Он встал и вышел на улицу. Сайка вскочила, схватила накидку и выбежала из дому. Откуда-то издалека доносились приглушенные раскаты грома. Потом они стали приближаться. Сверкнула молния.

Бубало вошел в комнату. Еще с порога увидел пустую кровать. Вздрогнул. Бросился на улицу. Мимо дома кто-то проехал. Часовой стоял под навесом, укрывшись от дождя. Бубало обежал вокруг дома, заглянул в сарайчик, думая, что она могла спрятаться там и, не найдя ее, подлетел к часовому.

— Видел ее?

— Кого?

— Сайку?

— Нет.

Бубало бросился в дом. Влетел в комнату и крикнул:

— Поп! Ты где?

Поп тотчас же выбежал из своей комнатушки.

— Где она? Говори!

Поп попятился назад и пробормотал:

— Кто?

— Она, она, не прикидывайся дурачком! Не уберег ее!

Поп, увидев кулак Бубало, втянул голову в плечи, залепетал:

— На меня руку поднимаешь?

— Говори!

— Я ничего не знаю!..

Бубало вылетел во двор и закричал:

— По коням!

Гроза бушевала. Лошади беспокойно били копытами.

IX

Ехали группой в шесть человек. Проле с Бешняком впереди. За ними следовали широкоплечий янянин Нико Мамула, черный, как ворон, Стоян Округлица, Остоя Козина и посыльный Видан, по кличке Мамалыга.

— Эй, Видан, — спрашивал Округлица, ровняясь с остальными, — почему тебя зовут Мамалыгой?

— Откуда мне знать? Рассказывают, что дед мой на поминках князя съел три больших чашки мамалыги. Тогда его так и прозвали.

Округлица заразительно засмеялся.

Связной скупо улыбался и поддразнивал других.

— Округлица, почему ты черный, как цыган, а отец и мать у тебя как и все остальные люди?

— Это как раз понятно, — со смехом ответил Округлица. — Мать согрешила, отец взял кочергу и избил ее до полусмерти. Я был в утробе, кочерга черная. Каким же я мог появиться на свет?

— Ха-ха-ха! — покатывался от смеха Мамула.

— Здорово, — ухмылялся Козина. — И все из-за кочерги! Бывает же так!

Проле продолжал разговор с Бешняком. Тот расспрашивал.

— Что, сейчас его примем?

— Да, сейчас.

— Ты допустил ошибку. Большую ошибку. Нужно было раньше, — заявил Бешняк.

— Да, нужно было, — согласился Проле.

— Все мы слишком суровы, — проговорил Бешняк задумчиво. — Время нас делает такими.

Проле повернул голову и с любопытством посмотрел на него. Шайкача с пятиконечной звездой. На груди — автомат. На рукавах — комиссарские знаки отличия. Выражение глаз скорбное.

— К ночи будем там? — спросил Бешняк.

— Должны быть, — ответил Проле.

Тридцать всадников выехали на поляну. Пересекли тропу, по которой некоторое время назад прошла группа партизан. Остановились там, где следы копыт ушли в лес.

— Странные следы, свежие.

Бубало бросил взгляд в сторону и еще сильнее натянул узду разгоряченного вороного коня.

— Свежие, — повторил четник рядом с ним.

— Сойди-ка, посмотри!

Коротконогий плечистый четник соскочил с лошади и пошел в лес. Прошел мимо привязанных лошадей и остановился за буком. Шестеро партизан спали на листьях, прикрывшись плащ-палатками. Посмотрел на них, пересчитал и вернулся.

— Партизаны спят, — сообщил четник, вернувшись к своим.

— Слезть с коней! — приказал Бубало. — Пятеро к коням, остальные за мной.

Шли осторожно.

Не успел Проле дотянуться до кобуры, как на него обрушился удар.

Бешняк отступал, обороняясь кулаками. Последний удар в затылок свалил его на землю.

Козина, Мамула, Округлица и Видан стояли связанные.

— Пошли!

Их погнали вперед. Затрещали ветки. Спугнутые лошади, топча молодняк, выбежали из лесу и заржали, увидев других лошадей. Люди Бубало сели на коней и погнали пленных. Дорога вела прямо в Плеву.

Проле остановился. В-этот момент кто-то ударил его прикладом по спине. В глазах у него потемнело.

Бешняк шагал без головного убора. Руки были за спиной.

Округлица искал глазами свой дом.

Всех мучило горькое раскаяние.

Их погнали к реке. Они перешли мост и двинулись в направлении Подове.

X

Проле не выбирал в жизни проторенных дорог. Кроме электротехнической мастерской в Нише, апрельских дней и дней, когда вспыхнуло восстание, он ничего не видел. Для личной жизни не было времени. Проле мог быть счастливым только тогда, когда другим было хорошо.

Бешняк вздохнул и спросил:

— Проле, ты не спишь?

— Да какой там сон!

— Как все это могло произойти?

— Ты виноват, — раздался голос Округлицы, — ты уснул.