Сибирский юрт после Ермака: Кучум и Кучумовичи в борьбе за реванш - [36]

Послы отбыли из Москвы и не без приключений (в Коломне их поколотили пьяные ямщики) в июле добрались до Уфы. Государеву грамоту в татарские кочевья («в калмыцкие улусы», как выражались русские) было поручено доставить уфимским служилым людям — Федору Тарбееву и толмачу Василию Киржацкому, которые сопровождали Капланду и Ишея в их многомесячном путешествии до Москвы и обратно.

К тому времени политическая ситуация в степях к югу от Башкирии существенно изменилась. Отношения Девлет-Гирея с тайшами вновь наладились. Один из них, некий Буян, явился с тремястами воинов в стан царевича в его отсутствие как раз в то время, когда туда прибыли уфимцы. Калмыки ограбили их, связали и принялись водить по степи с явно зловещими намерениями. Русских визитеров едва спасла от гибели жена Девлет-Гирея, а вскоре и он сам вернулся домой. 14 августа 1639 г. переговоры все-таки состоялись — с вручением адресатам тамги в исполнении Аблая и косы Тауке.

Оказалось, что от прежних примирительных настроений у Кучумова внука нс осталось и следа. Во время встречи с Тарбеевым и Киржацким он «учинился государю кабы непослушен — против царского имяни не встал и государеву грамоту принял и говорил сидя и не шертовал». От перехода в русское подданство и вообще от какого-либо признания верховенства московского монарха над собой Девлет-Гирей теперь отказывался, заявив, что «он у государя в холопстве быть не хочет, а хочет быть в миру и ссылатися послы». Таким образом, он видел себя правителем (чуть ли не равновеликим Михаилу Романову), который имеет основания рассчитывать на мирное соседство и дипломатические отношения с Россией. Девлет-Гирей соглашался отпустить Чагандар с гремя сыновьями к Аблаю, но при условии, что русские освободят Тауке и позволят ему вернуться на родину. Если же младший браг останется в плену, то он не только выпустит «княгиню» одну, без детей, но и станет нападать на сибирские города и башкирские волости. Более того, он пригрозил, что готов осадить Уфу: «учнет стоять под Уфимским городом 3 годы, и велит де ему государь Тевку царевича отдать и поневоли»[429].

Москва на это не пошла, и переговоры прекратились. Надзор («береженье») за пленными царевичами в Белоозере и Каргополе был усилен. Впоследствии, как уже говорилось, Аблай был перевезен в Москву, где и умер в 1649 г. — уже будучи с 1645 г. крещеным князем Василием Ишимовичем[430]. Об этом Девлет-Гирей узнал от московского посла, специально приехавшего в его стан[431]. Этого посла царевич принял довольно сурово и содержал впроголодь. Смерть Аблая^_~Василия, по резонному мнению А.В. Белякова, послужила толчком к агрессивности его родичей, оставшихся в Сибири[432].

От набегов Девлет-Гирея в основном страдали Тюменский и Уфимский уезды. По заведенному ранее порядку походы совершались в период, когда можно было поживиться не только награбленным имуществом, но и урожаем с полей, а также собранным ясаком[433]. Поэтому Кучумовичи (Девлет-Гирей с двоюродным братом Абугаем и племянником Кучуком б. Аблаем) седлали коней «в то время, как русские люди учнут сена косить и жать хлеб», «на сноп и по заморозу, и в ясашное время, как государев ясак збирают». От таких нападений страдали и промысловые угодья сибиряков[434]. Как правило, рейды происходили вместе с калмыцкими отрядами и часто по инициативе тай шей. Хотя иногда и сами царевичи загорались идеей отправиться в набег и звали калмыцких предводителей присоединиться. Такие объединенные силы, случалось, насчитывали до трех тысяч человек[435], но обычно отряды состояли из нескольких десятков или сотен воинов.

Интересна мотивация набегов, изложенная в 1654 г. двумя татарками-полонянками, бежавшими от Девлет-Гирея. По их словам, улусные люди собираются взяться за оружие в случае, если «от русских людей станут к ним приходить… и они… хотят русских людей воевать», т. е. в качестве самообороны и в наказание русским за нападение. Но объектом набега Девлет-Гирея эти татарки называли не только русские города и деревни: «…а похваляютца… идти под Тару и на Тарские волости войною и на зверовьях ясашных людей грабить хотят»[436]. Следовательно, им двигала на самом деле не столько жажда отмщения за походы, сколько интерес к военной добыче.

Между царевичами и тайшами порой возникали разногласия по поводу целесообразности набегов. То одна, то другая сторона пыталась наладить контакты с русскими властями и потому старалась помешать партнерам испортить эти отношения. Выше приводился факт несогласия Девлет-Гирея с агрессивными действиями калмыков. А в 1653 г. уже калмыцкая аристократка, вдова хошутского тайши Туру Байху Гуши, с которым царевич состоял в родстве, обещала через своего посла в Тобольске для усмирения воинственного Кучумовича «поймать и держать ево у себя в крепких местех»[437]. Правда, внезапная смерть помешала ей исполнить задуманное.

Самым дерзким и возмутительным в глазах российской администрации был разгром Девлет-Гиреем и Кучуком Далматовского Успенского монастыря[438] в сентябре 1651 г. Татары и калмыки убили трех старцев и семнадцать служек, двадцать человек угнали в плен, забрали весь скот, а монастырские здания сожгли