Сибирский юрт после Ермака: Кучум и Кучумовичи в борьбе за реванш - [23]
9 декабря 1600 г. тюменские воеводы направили к Али местного авторитетного татарина, хафиза Менглибая, с государевым «жалованным словом», т. е. с прощением провинностей и предложением служить царю. На случай, если Али не захочет служить сам, надлежало уговаривать его отправить в Тюмень брата, царевича Каная, а если не пожелает его отпускать, то другого брата — Хаджима. Однако через десять дней Менглибай вернулся ни с чем, не сумев отыскать в степях станы Кучумовичей.
Более успешно действовал уфимский воевода М.А. Нагой. Посланные им в сентябре 1600 г. дети боярские и служилые татары разыскали-таки сибирских принцев с поручением звать их «на государево имя»[274]. Для этого нужно было ехать в Уфу, на что Али не согласился, но послал брата Ишима. Знатного визитера Михаил Нагой, «поив и кормив и государево царское жалованье ему платье и его людем дав», препроводил в столицу (вместе с Кубей-Мурадом, которого через Уфу везли туда же из Тобольска)[275]. Московская приказная бюрократия запечатлела приезд Ишима в своих реестрах, о чем свидетельствует опись архива Посольского приказа 1626 г., в которой значится несохранившийся «столп сибирской 110-го году (1601/02. — В.Т.) о сибирском царевиче Ишиме з братьею и з сестрами»[276]. Детали его пребывания в столице неизвестны.
Вскоре Ишим был отпущен восвояси и воссоединился с братьями, оставшимися в Сибири. Вернувшись, он завязал тесные отношения с новыми соседями сибиряков — калмыками. В 1619/20 г. Ишим женился на одной из шести дочерей предводителя ойратского племени торгутов, тайши Хо-Урлюка[277]. Став «калмыцким зятем», он обрел мощную поддержку со стороны новой родни. Вместе с тем и для его тестя это был выгодный брак. Как верно заметил М. Ходарковский, позиции влиятельного Хо-Урлюка после выдачи дочери за Ишима еще более укрепились[278]. Ведь предводители торгутов, к которым принадлежал этот тайша, считались не самыми высокородными среди ойратской знати. Только князья хошутов возводили себя к «золотому роду» борджигин, т. е. сородичам Чингис-хана, а именно к потомкам его младшего брата Хасара[279]. Породнение с чингисидскими династами повышало знатность и аристократический статус торгутского лидера[280].
Активная деятельность Али пришлась на Смутное время в России. Смута некоторым образом отразилась и на тогдашних крайних восточных пределах Московского царства. Опыт собственной государственности позволял татарам и уграм Западной Сибири критически оценивать свой новый статус подданных «белого царя». Зачисление многочисленных представителей этих народов в сословие служилых еще более политизировало их сознание.
Судя по отрывочным сведениям, у них складывалось довольно неоднозначное представление о своем положении в составе России. С одной стороны, они уже идентифицировали себя как россиян, обязанных подчиняться царю. В 1600 г. в ответ на обвинения в разграблении башкирских селений тюменские служилые татары отвечали так, как и надлежало, чтобы отмести подозрения: «А нам… как сделать, что башкирцов воевать: все… мы люди государевы»[281]. С другой стороны, в этих местах пристально следили за политическим состоянием державы и оценивали свои перспективы в соответствии с изменениями в этом состоянии. Мятежные антироссийские настроения проявились в Зауралье во время Смуты начала XVII в. И именно здесь, на территории бывшего Сибирского юрта, на протяжении десятилетий тлела идея альтернативного подданства Кучумовичам, возрождения самостоятельного государства, «как было при царе Кучуме, пока в России нет царя»[282]. Однако я не располагаю сведениями, чтобы утверждать, подобно А. Каппелеру, будто «татары бывшего Сибирского ханства в период "Смутного времени" в начале XVII в. подняли ряд крупных восстаний сепаратистского характера, в которых участвовали также ханты и другие этносы Западной Сибири»[283]. Как раз в начале XVII в. массовых движений в тех краях не было.
В некоторых текстах XVII в. Али титулуется ханом-царем. Это звание уверенно приписывается ему в татарской исторической традиции. В анонимной хронике «Дафтар-и Чингиз-наме» (конец XVII в.) перечисляются «Кючюм Хан, его сын Али Хан, его сын Арслан Хан (это уже касимовский царь. — В.Т.)…»[284] Шихабуддин Марджани об этом касимовце Арслане писал: «Его отец Али, его предки Кучум, Муртазаали, Абак, Махмуд, Хаджимухаммед были сибирскими ханами»[285]. При этом другие Кучумовы потомки в данной традиции не фигурируют, т. е. не считаются постелями ханского титула.
Русские источники не столь единодушны в обозначении ранга старшего Кучумовича. В грамотах сибирских воевод 1603–1607 гг. он обозначается как царевич[286]. Но это могло быть следствием щепетильности адресантов, которые в своих донесениях на государево имя не осмеливались называть царем нищего, бесприютного «казака». (Через полтора столетия этот высокомерно-имперский подход откровенно сформулировал Г.Ф. Миллер: «Было слишком большой честью для татарских народов называть их ханов царями, а их сыновей царевичами; однако же это было в обычае»
