Сибирский послушник - [15]

- Все хорошо, - повторил Швейцер. - Не волнуйтесь, я сам дойду.

Из спальни уже выглядывала нетерпеливая физиономия Остудина. При виде шедших она тут же скрылась, и до обоих долетел сдавленный вопль: "Идут!"

Их встретили настороженно, еще не зная, как отнестись к Швейцеру герой он или раззява, если не хуже.

- Что там было? - спросил Пендронов, приглаживая вихор: похоже, ему снова досталось от Оштраха, вечного мучителя.

- Господа, я кокнул колбу, - Швейцер лег и уставился в потолок. - Мне стало плохо.

При этих словах Листопадов сорвался с места, схватил веник и совок и выскочил в коридор.

- Так вы, небось, три раза нюхали, - мрачно заметил Кох, который теперь злился на Швейцера. - Если не четыре.

- Два, - возразил Швейцер, не чувствуя в себе сил оправдываться и спорить. Кому он мог довериться? Разве Берестецкому, но тот так и не проснулся.

Оштрах, уперев руки в бока, приблизился к его койке. После Швейцера шла его очередь.

- Не думаю, - хмыкнул верзила. - По-моему, дело в другом.

"Ну, вот и оно, - подумал Швейцер. - Сказать им? Гори оно все огнем. Все равно про Раевского знают..."

Но он не успел. Оштрах сказал нечто, после чего никакие разъяснения становились невозможны. В лучшем случае они откладывались на потом.

- Вы трус, Швейцер, - заявил Оштрах. - Вы специально разбили колбу. Я подозреваю, что вы и дышать-то не стали, а просто прикинулись субтильной барышней. Обморок, ха!

И лицеист презрительно плюнул: редкий, исключительный знак презрения к собеседнику.

- А вы, Оштрах, просто подлец, - ответил Швейцер. - Вдобавок безмозглый и злобный.

Храп Берестецкого смолк. Сгустившиеся тучи, чреватые ужасной грозой, вторглись в его безмятежные сновидения.

- Желаете драться? - Оштрах улыбнулся сострадательной улыбкой. Извольте. Какое предпочтете оружие?

- Рапиры, - коротко бросил Швейцер.

- Господа, примиритесь! - жалобно крикнул Остудин, не любивший поединков и ссор, но Оштрах отмахнулся.

- Превосходно, - он изобразил на лице ледяное спокойствие. - Время и место?

- Только не сейчас, - быстро вмешался Кох. - Вы не дойдете до рапир, сразу попадетесь.

Швейцер помолчал. Кох сказал правду: ночное безделье усиливало бдительность дежурных преподавателей. Никто, будучи в здравом рассудке, не стал бы устраивать дуэль ночью.

- После ужина, в девять, в гимнастическом зале.

К чему усложнять? Красть рапиры, нести их во двор, искать укромный уголок... Разумнее будет рискнуть и драться там же, где хранится оружие.

- Годится, - Оштрах развернулся и молча пошел к своей койке. Швейцер прикрыл глаза. Он неплохо фехтовал, но его противник недавно выиграл первенство Лицея по всем видам физической подготовки. Будь что будет, сейчас не это главное. В ушах Швейцера стоял мерный рокот мотора. В Лицее не было ни одного микроавтобуса, у них вообще не было машин. Ничего подобного Швейцер никогда не видел, но сразу узнал в видении, а значит - видел, но забыл, и очень прочно забыл. Запах вещества, которое приготовил Кох, был сродни какому-то другому аромату, и он вдыхал его там, в автобусе, если не раньше. И был еще туннель: не туннель, а тот самый легендарный лаз, который оказался благоустроенным сооружением, а вовсе не тесным подземельем, что начинается какой-нибудь лисьей норой и ею же заканчивается, но уже там, в тайге за Оградой.

В следующий миг Швейцер попытался открыть глаза, но не смог.

"Завтра открою", - подумал он равнодушно.

- ... Спит! - удивленно прошептал Остудин. - Ему завтра кишки выпустят, а он спит. Похоже, что и вправду отравился.

7

- Попрошу встать, - голос отца Савватия был полон необычного подобострастия. - Позвольте представить вам господина Феликса Браго, члена тайного попечительского совета. Господин попечитель, рискуя жизнью и бессмертной душой, прибыл к нам с плановой инспекцией.

Что-то глухо обрушилось, но это класс, наоборот, встал. Таврикий, уступая власть, смиренно отошел в угол.

- Господь милостив, - почти пропел Савватий и вышел на середину. - Наша жертва пришлась Ему по душе. Господин Браго принес нам добрые вести: Враг терпит поражение за поражением. Кроме того, он привез нам сто пятьдесят пар солнцезащитных очков, и мы теперь сможем безбоязненно взирать на солнечное затмение.

Попечитель Браго слегка кивнул. Вид его заставлял вспомнить о Духе, Который веет, где хочет. Великой тайной казались мотивы, побудившие Духа веять именно в Браго. Господин попечитель отличался редкостным безобразием. Грузный, огромного - выше Савватия - роста, похожий на жабу не только обрюзгшими чертами лица, но самим его цветом - землистым, с зеленым оттенком, почти навозным. Не было в лице и здоровья: глаза попечителя, темно-карие и выпуклые, были обведены насыщенными черными кругами. Гладко выбритые щеки лишь прибавляли мерзости, все у него дрожало и колыхалось, а безупречный, тщательно отутюженный костюм казался неуместным и неестественным, словно Браго был страшной куклой, которую разрядила на свой вкус малолетняя шалунья-великанша. В ушах господина Браго рос можжевельник, а брови, напротив, почти напрочь отсутствовали. Попечителя не спасал даже внимательный, умный взгляд: мороз пробирал при одной лишь мысли о возможном предмете его внимания и действиях, которые он совершит с этим предметом.