Сибирский послушник - [13]

- Вустин! - шепотом позвал Швейцер. - Вы спите, Вустин?

Тот не шелохнулся.

- Эй, Куколка! - мгновенно окликнул его Остудин. - Не трогайте беднягу. У него живот болит.

"А, чтоб тебя!" - выругался Швейцер. Но не спросить не мог:

- А что у него с животом?

Остудин хихикнул.

- Бумажку съел. Жевал, наверно, минут десять.

- Зачем? - Швейцер притворился, будто не понимает.

- Это была записка от Раевского, он подобрал ее во дворе. Раевский пишет, что никакого Врага нет. Представляете? Он не дописал. Будь у него время, он сочинил бы, что и Спасителя нет...

Швейцер вздохнул. Опять он зевнул что-то важное, надо быть внимательнее.

- Интересно, есть ли в Лицее кто-то, кто не знает об этой записке?

- Вряд ли. Но это к лучшему. Не высекут же сотню человек!

- Сотню не высекут. А первого, кто распустил - высекут.

- Вот он и съел, - подхватил Остудин, не видя никакой беды для Вустина.

- Эгей, там, на мачте! - донесся шепот Коха. - Вы готовы?

- Давно.

"Хоть бы ты разлил свою отраву", - с досадой пожелал Швейцер.

Кох перекатился на другой бок:

- Берестецкий! Берестецкий!

Но удивительный Берестецкий по-настоящему спал. Кох, наслушавшись его храпа, тихо фыркнул.

- Во дает, - пробормотал он. - Оштрах! Вы тоже спите? Толкните Пендронова.

Послышалась возня. Богатырь Оштрах всегда был рад кого-нибудь толкнуть.

- Обалдели? - прошипело новое одеяло. - Я не сплю.

- Врете, - удовлетворенно возразил Оштрах и снова пихнул.

- Да я сейчас!.. - Всклокоченный Пендронов вскочил на четвереньки и взялся за подушку. Это был сигнал к бою. Подушка в руках заставляла моментально забыть Устроение, Врага, ректора, битый кирпич и самого Господа.

Однако сегодня потасовка грозила крушением более важных планов.

- Прекратите, господа! - возвысил голос Кох. - После разберетесь.

- Нам пора идти, - вторил ему Остудин. - Кто первый? То есть первый после Коха.

Минутная стрелка глухо щелкнула, словно подтверждая его слова. Остудин спустил ноги с постели и сел.

- Господа, что вы затеяли? - насторожился Листопадов, предчувствуя какое-то несчастье.

- Ровным счетом ничего, - Кох сказал это весьма убедительно. - У нас небольшой приватный разговор. Дело чести, - добавил он веско и тут же пожалел. Решение вопросов чести в столь поздний час означало дуэль. - Мы не будем драться, нет! Это совершенно особое дело.

- Но разве нельзя его отложить? - жалобно спросил дежурный.

- Нет, Листопадов, - ответил за Коха беспощадный Оштрах, не раз тузивший Листопадова за мелкие мнимые прегрешения. - Будете спорить?

- Я ничего не буду, - буркнул тот. - Меня нет. Я дал отбой, лег, и больше ничего не слышал. Я умер.

- Славно-то как, - не без презрения заметил Оштрах. - Ну, вечная вам память.

- Я иду, - громким шепотом объявил Кох.

Он бесшумно вынырнул из-под одеяла и на двинулся на цыпочках к вешалке. Не без труда отыскав в темноте свой сюртук, Кох залез во внутренний карман и вынул какой-то предмет.

- Из плошки все выветрится, - объяснил он Швейцеру, который был к нему ближе всех. - Я стащил маленькую колбу с пробкой. Будет стоять за унитазом в третьей кабинке справа. Не вздумайте подпихивать под стенку - прольете! Я проверил, там ничего не видно. Если через десять минут не вернусь, выручайте, только тихо.

"А что, если разбить колбу? - осенило Швейцера. - А после сказать, что нечаянно. Но что, если запах расползется по всему Лицею? Вряд ли. Эта дрянь не может так сильно пахнуть, иначе бы Коха давно застукали в лаборатории".

- Так кто пойдет за Кохом? - повторил свой вопрос Остудин. - Неужто жребий бросать?

- Давайте я, - сказал Швейцер.

- Идет, - кивнул Остудин. Он чувствовал некоторую вину за то, что влез незваным, и рад был задобрить Швейцера, уступив ему первенство. Кох тоже не возражал. Швейцер был парень с головой, с ним не пропадешь. Если Коху станет нехорошо, и он свалится прямо возле толчка, Швейцер его вытащит.

Кох подтянул кальсоны и критическим взглядом оценил собственный сжатый кулак: колба поместилась вся, не высовывалась.

- Как считаете - в полтора часа уложимся?

- Попробуем, - Остудин, стараясь ничего не пропустить, уже перебрался на койку Швейцера и сидел теперь рядом.

- Раньше успеем, - глухо произнес Швейцер. - Нас меньше стало.

- Ах, да, - спохватился Остудин, вспомнив о Нагле, который тоже участвовал в заговоре. Легкость его восклицания задела даже Коха, который явно трусил и думал только о колбе.

- Сядьте на свое место, - процедил сквозь зубы Швейцер. - А лучше лягте. Не ровен час, войдет кто-нибудь. Что за посиделки, спросит.

- Уже лежу, - Остудин, сверкнув босыми пятками, перепрыгнул через его постель и вернулся к себе.

Возникла пауза.

- Что вы там копаетесь? - послышался недовольный басок Оштраха. Сдрейфили?

- Ну, я пошел, - вздохнул Кох и крадучись направился к выходу. Все притихли, и даже храп Берестецкого стал каким-то осторожным.

Швейцер посмотрел на часы, засекая время. Без одной минуты полночь. Дверь слабо скрипнула, и он услышал, как удаляются по коридору мягкие шаги Коха.

- Святые угодники, - Остудин перекрестился.

- Замолчите же!

Швейцер метнул в соседа гневный взгляд. Остудин ему отчаянно надоел. Тот натянул на голову одеяло, оставив лишь маленькую щелочку для чуткого носа.