Сибирские перекрестки - [63]
Наконец, Юлька закончила петь, и всех словно что-то отпустило. Все натянуто заулыбались, и было чего-то стыдно, что сейчас открылось им, или что они открыли сами, заглянув внутрь себя. И в то же время всем было не по себе, досадно за это на Юльку, но никто не решался прямо и открыто посмотреть ей в глаза. Этой песней она, как бы завершая пикник, испортила всем бездумный отдых. На какое-то время веселье стихло, как будто над людьми пронеслась какая-то птица печали и огромным крылом разом смахнула все их радости.
В тот день, в тот самый миг, когда над рекой замерла песня, Пашка влюбился в Юльку, влюбился до дрожи, до лихорадки, до нервного тика.
На Тагул вышли в полдень. Выше лагеря перешли на левый борт Елаша и цепочкой двинулись по старой лошадиной тропе, которая, петляя, пошла вверх по склону хребта.
В прошлом по этой тропе лошадьми завозили на водораздел взрывчатку и там били разведочные шурфы и канавы, которые с тех пор давно обвалились и заросли травой.
Странными бывают первые впечатления от незнакомой тропы. Она кажется затяжной и нудной. К тому же быстро теряешь ориентацию, несмотря на то что вроде бы стараешься следить за всеми ее приметами. Каждая тропа по-своему неповторима, изменчива и непредсказуема. Она то петляет между деревьями, где для этого нет нужды, то идет прямо по топографическому профилю, уводя в сторону от маршрута, а то нудно тянет на затяжной подъем, хотя рядом есть крутой, но прямой путь. Она то камениста, то изрыта во влажных осинниках ямами, в которые легко подворачивается нога, то подсовывает под ноги корневища и валежины, а то вдруг разобьется на много тропок-ручейков, огибая бурелом. Но чаще всего раздваивается, ставя в тупик незнакомых с ней путников.
Поднявшись на вершину первого перевала, геологи вышли к заброшенному старому лагерю геофизиков. На краю уступа, обрывающегося скалой в глубокий лог, в тени деревьев стояли каркасы от палаток, кучками валялись ржавые консервные банки, виднелись остатки костров. Все вокруг заросло травой, было прохладно и сухо.
– Вы посмотрите на это чудо природы! – воскликнул Денис, подойдя к краю уступа и театральным жестом показывая на лог, раскинувшийся у него под ногами.
– Тебе, Денис, в бродяги надо было податься, а не в архивисты! – усмехнулся Герман Васильевич. – Вольным стать, гулящим!
– Не-ет! Архивное дело интересное… А гулящими называли тех, которые выпадали из круга родовой зависимости. Это не бродяги…
– Опять ты про Смуту! – рассмеялся Пашка.
– А что Смута?! Она многих подняла на поверхность, вывела в люди.
– Как и всякая смута, – сказал Герман Васильевич.
– Да.
Слушать Дениса было интересно. Историю он рассказывал не по-школьному, по-особому – в лицах, порой приводя такие подробности, которые непосвященному казались необычными и не верилось, что такое могло быть так, а не иначе. И невольно появлялось сомнение, как это могло дойти до наших дней. И в такие минуты Пашке казалось, что Денис привирает, домысливая то, что осталось неизвестным и темным в прошлом.
– Вот в то время жил интересный человек – Яков Тухачевский. Он недалеко от этих мест, южнее, ходил в «мугалы», к монголам, как раньше, в семнадцатом веке, говорили, к Алтын-хану. Золотой хан!..
– Алтын – монета была? – сказал Пашка.
– Это все, что ты знаешь? Скудно, однако, – ехидно поддел его Денис.
– Может быть, и маршал Тухачевский из тех?
– Это разветвленный род. Яков Евстафьевич начал служить сотником, а закончил жизнь воеводой: в Мангазее, знаменитой Мангазее.
– Что за Мангазея?!
– Ну, ты даешь, Пашка! Темный, как сибирский валенок! Город такой стоял на реке Таз. Там, где проходил торговый путь по северным городам в начале семнадцатого века. Пушная торговля. Известен еще Мангазейский морской ход! Слышал? Нет?.. Город был, с посадом, по населению такой же, как Томск, Березов…
– Ладно, историки, пошли, – прервал их Герман Васильевич. – Путь у нас тоже неближний.
За лагерем геофизиков тропа раздвоилась. Одна пошла влево на ручей Яго, другая, резко повернув вправо, устремилась к Тагулу. И словно приглашая за собой геологов, Пират побежал по ней, помахивая хвостом и деловито рыская по сторонам. Здесь, в тайге, он оказался незаменимым и в то же время беспокойным. Он всю дорогу то куда-то пропадал, то внезапно выскакивал на тропу, некоторое время бежал рядом, путаясь под ногами, затем снова исчезал.
Тропа с ходу взяла два крутых каменистых подъема, выскочила на топографический профиль, дважды свернула под прямым углом в густом сыром ельнике, вышла на водораздел и по небольшой заболоченной лощине подвела геологов к избушке, похожей на обычное охотничье зимовье.
Внутри избушки были срублены нары, стояла железная печка и валялся какой-то сундук неопределенного назначения; в углу, на полочке, лежали отсыревшие спички и пачка чая. На полу были разбросаны грязные тряпки и чурбаки. Остро пахло сыростью и гнилью.
Около избушки, под сосной, стоял врытый в землю стол, подле которого высилась гора щепок. В стороне от зимовья, в низинке, куда вела едва заметная тропа, из сочной ярко-зеленой травы сочился холодный чистый ключик, отдающий запахами болота.
Сибирский край — государеву землю — русские купцы и первопроходцы осваивали без малого триста лет. Медленно, порой задерживаясь на одном месте на годы, двигались они вдоль могучих рек, по степям и тайге, где добром, а где и огнем добывая себе право «сесть на землю». Но были и организованные походы, которые возглавляли царские воеводы и казацкие полковники. Одним из таких известных и успешных царевых людей был Яков Тухачевский. Его отряд проделал тысячекилометровый путь от Тобольска до Ачинска и Кузнецкой земли, заложив несколько важных крепостей (острогов) по рекам Западной Сибири и подчинив власти Москвы окрестные племена.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».
Сибирь издавна манила русских людей не только зверем, рыбой и золотыми россыпями. Тысячи обездоленных людей бежали за Уральский Камень, спасаясь от непосильной боярской кабалы. В 1619 году возник первый русский острог на Енисее, а уже в середине XVII века утлые кочи отважных русских мореходов бороздили просторы Тихого океана. В течение нескольких десятков лет спокойствию русского Приамурья никто не угрожал. Но затем с юга появился опасный враг — маньчжуры. Они завоевали большую часть Китая и Монголию, а затем устремили свой взор на север, туда, где на берегах Амура находились первые русские дальневосточные остроги.
На Собольем озере, расположенном под Оскольчатыми хребтами, живут среди тайги три семьи. Их основное занятие – добыча пушного зверя и рыболовство. Промысел связан с непредсказуемыми опасностями. Доказательством тому служит бесследное исчезновение Ивана Макарова. Дело мужа продолжает его жена Вера по прозванию соболятница. Волею случая на макарьевскую заимку попадает молодая женщина Ирина. Защищая свою честь, она убивает сына «хозяина города», а случайно оказавшийся поблизости охотник Анатолий Давыдов помогает ей скрыться в тайге. Как сложится жизнь Ирины, настигнет ли ее кара «городских братков», ответит ли Анатолий на ее чувства и будет ли раскрыта тайна исчезновения Ивана Макарова? Об этом и о многом другом читатели узнают из книги.
На рубеже XIX и XX веков на краю земель Российской империи, в глухой тайге, притаилась неизвестная служилым чинам, не указанная в казенных бумагах, никому неведомая деревня. Жили здесь люди, сами себе хозяева, без податей, без урядника и без всякой власти. Кто же они: лихие разбойники или беглые каторжники, невольники или искатели свободы? Что заставило их скрываться в глухомани, счастье или горе людское? И захотят ли они променять свою вольницу на опеку губернского чиновника и его помощников?
Отец убивает собственного сына. Так разрешается их многолетняя кровная распря. А вчерашняя барышня-хохотушка становится истовой сектанткой, бестрепетно сжигающей заживо десятки людей. Смертельные враги, затаившись, ждут своего часа… В небольшом сибирском селе Зеленый Дол в тугой неразрывный узел сплелись судьбы разных людей, умеющих безоглядно любить и жестоко ненавидеть.