Сибирские перекрестки - [60]

Шрифт
Интервал

Вернувшись через некоторое время, Касьян зашел в избушку, зажег керосиновую лампу и полез под топчан. Затем он заглянул под стол, сунулся по углам. Выскочив из избушки, он кинулся на чердак. Скатившись оттуда с воющим криком: «Су-ука-а! Сдал соболей!» – он, матерно ругаясь, заметался в тесном пространстве избушки, раскидывая вещи охотника… Но припадок бешенства быстро угас, и он опять припал к фляжке. Сжав зубы и раскачиваясь, словно успокаивая что-то ноющее внутри, он долго сидел, тупо уставившись в темный угол избушки, затем обмяк, плашмя завалился на топчан и затих.

На зимовье все погрузилось в безмолвие. На подоконнике окошечка еще долго коптила лампа, и далеко в тайге был виден ее слабый, призывно мерцающий в ночи огонек.

Очнувшись утром, Касьян ушел в тайгу проверять плашки. Пират нехотя поплелся за ним.

Обойдя весь треугольник, они вернулись в зимовье к вечеру следующего дня. Зло и надсадно матерясь, Касьян бросил в угол избушки двух мерзлых соболей, снова напился и уснул.

Прошла еще одна ночь.

Наутро, еще до рассвета, опять переворошив всю избушку внутри и на чердаке и не найдя ни одной соболиной шнурки, Касьян, не разделывая, сунул в горбач добытых соболей, кинул туда же патроны и барахло охотника, снял со стены его ружье. Взвалив на спину нагруженный горбач, он вышел из избушки, встал на лыжи и пошел на перевал. Пират покорно побежал за ним, понуро повесив голову.

Когда они поднялись на хребет, круто падающий прижимом к Тагулу, Пират оглянулся и посмотрел назад, на осиротевшее зимовье. И его собачье сердце заныло, неудержимо потянуло завыть тоскливым воем. Но, услышав равномерный скрип снега под тяжелыми шагами хозяина, он впервые испугался его за всю их долгую совместную жизнь и боязливо затрусил вслед за ним.

Медленно и печально падая, редкие снежинки постепенно заметали следы человека и собаки. Над рекой и тайгой снова стало тихо и спокойно, лишь изредка где-нибудь мелькнет белка или птица, и снова все погружается в неподвижное безмолвие.

* * *

– На Алдане он еще что-то натворил. Говорят, соболишек продавал. А может, за что иное попал в милицию. Там и раскрутили все. И здешнее дело тоже. Дали ему десяток лет. По молодости токо. А я бы – вышку! – со злостью сказал Захар. – Но ничего! Его в лагере пришьют, обязательно! Он и там что-нибудь напакостит, его и пришьют!.. Не может он без этого…

Геологи внимательно слушали Захара, стараясь понять тот мир, в котором многое не предсказуемо, где за четырех соболей могут запросто убить.

– Егорыч-то несколько лет тетрадку вел, – неторопливо отхлебнув чая, продолжил охотник. – Записывал все. Причудливый мужик был. Я уж, бывало, говорю: «Зачем тебе это? На, старости лет людей тешить! Так и без этого можно»… А он говорит для дела. Ну, для дела, так для дела… Вот он в ту тетрадку и записывал все. Кто приходил к нему или мимо прошел. Куда сам отправился. И разное другое. В тот раз пришел я к нему где-то в конце декабря. В зимовье не застал. Глянул в тетрадку, а там запись: «Ушел на плашки»… Однако странное дело, подумал я, вроде бы рука не его, да и след лыжный, припорошен уже, на перевал уходил. Туда Егорычу-то незачем ходить! Удивился я, да не дотумкал ничего… Ушел к себе…

Захар достал пачку «Беломора», закурил.

– Через месяц прибежал ко мне, в зимовье, Антон – сын Егорыча. Да ты, поди, его знаешь, – глянул он на Германа Васильевича. – Здесь он, в поселке, шоферит.

Герман Васильевич недоуменно вскинул вверх плечи.

– Ну и память же у тебя, – снисходительно хмыкнул Захар, словно говоря этим, что еще можно ожидать от городских. – Добежал он до меня на лыжах, ввалился, кричит: «Батю убили!»… Аж испужал. Кинулись мы к Егорычу. Обыскали все, но ничего не нашли. Только по весне все вскрылось. Шибко уж он упрятал его…

Охотник замолчал, глубоко затянувшись, пустил тонкой струйкой дым. Было заметно, что он волнуется, вспоминая своего приятеля. Но волнуется сдержанно, по-мужски, не давая волю чувствам. Жизнь в тайге, длительное одиночество, приучили его к выдержке, неторопливой размеренности во всем…

– Ну, мне пора, – помолчав, сказал он. – Идти далече…

– Заглядывай, Захар! Мимо ведь ходишь. Обратно здесь пойдешь?

– Нет, мотором по реке. Давай-ка, Герман, лучше ты заглядывай. Рыбалка у нас – сам знаешь!

– Собираемся через недельку – не раньше.

– Жаль! К тому времени уже уйду с Тагула. Но ничего, бог даст, свидимся…

Захар поднялся из-за стола и не спеша стал собираться. Надев горбач, он поправил на боку нож.

– Пока, мужики! – небрежно бросил он и пошел вверх по ручью, потащив за собой упирающегося щенка.

– Вот бы ту тетрадку достать? – воскликнул Денис, загоревшимся взглядом провожая охотника.

– Зачем она тебе? – удивился Герман Васильевич.

– Ей цены нет! Это ведь таежная летопись!..

– Хм! Может быть…

– Неужели он так занят, что даже в Тайшет некогда съездить? – спросила Юлька начальника.

– Пьет он сильно. Приходит из тайги и несколько дней пьет. Тут не до зубов… А до Тайшета добираться еще надо. Вон он где!

* * *

В воскресенье, на Ивана Купалу, всем отрядом выехали на Бирюсу отдыхать, как было давно уже обещано Германом Васильевичем.


Еще от автора Валерий Игнатьевич Туринов
На краю государевой земли

Сибирский край — государеву землю — русские купцы и первопроходцы осваивали без малого триста лет. Медленно, порой задерживаясь на одном месте на годы, двигались они вдоль могучих рек, по степям и тайге, где добром, а где и огнем добывая себе право «сесть на землю». Но были и организованные походы, которые возглавляли царские воеводы и казацкие полковники. Одним из таких известных и успешных царевых людей был Яков Тухачевский. Его отряд проделал тысячекилометровый путь от Тобольска до Ачинска и Кузнецкой земли, заложив несколько важных крепостей (острогов) по рекам Западной Сибири и подчинив власти Москвы окрестные племена.


Рекомендуем почитать
Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Слезы неприкаянные

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Незадолго до ностальгии

«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».


Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Здесь русский дух...

Сибирь издавна манила русских людей не только зверем, рыбой и золотыми россыпями. Тысячи обездоленных людей бежали за Уральский Камень, спасаясь от непосильной боярской кабалы. В 1619 году возник первый русский острог на Енисее, а уже в середине XVII века утлые кочи отважных русских мореходов бороздили просторы Тихого океана. В течение нескольких десятков лет спокойствию русского Приамурья никто не угрожал. Но затем с юга появился опасный враг — маньчжуры. Они завоевали большую часть Китая и Монголию, а затем устремили свой взор на север, туда, где на берегах Амура находились первые русские дальневосточные остроги.


Страна Соболинка

На Собольем озере, расположенном под Оскольчатыми хребтами, живут среди тайги три семьи. Их основное занятие – добыча пушного зверя и рыболовство. Промысел связан с непредсказуемыми опасностями. Доказательством тому служит бесследное исчезновение Ивана Макарова. Дело мужа продолжает его жена Вера по прозванию соболятница. Волею случая на макарьевскую заимку попадает молодая женщина Ирина. Защищая свою честь, она убивает сына «хозяина города», а случайно оказавшийся поблизости охотник Анатолий Давыдов помогает ей скрыться в тайге. Как сложится жизнь Ирины, настигнет ли ее кара «городских братков», ответит ли Анатолий на ее чувства и будет ли раскрыта тайна исчезновения Ивана Макарова? Об этом и о многом другом читатели узнают из книги.


Каторжная воля

На рубеже XIX и XX веков на краю земель Российской империи, в глухой тайге, притаилась неизвестная служилым чинам, не указанная в казенных бумагах, никому неведомая деревня. Жили здесь люди, сами себе хозяева, без податей, без урядника и без всякой власти. Кто же они: лихие разбойники или беглые каторжники, невольники или искатели свободы? Что заставило их скрываться в глухомани, счастье или горе людское? И захотят ли они променять свою вольницу на опеку губернского чиновника и его помощников?


Тени исчезают в полдень

Отец убивает собственного сына. Так разрешается их многолетняя кровная распря. А вчерашняя барышня-хохотушка становится истовой сектанткой, бестрепетно сжигающей заживо десятки людей. Смертельные враги, затаившись, ждут своего часа… В небольшом сибирском селе Зеленый Дол в тугой неразрывный узел сплелись судьбы разных людей, умеющих безоглядно любить и жестоко ненавидеть.