Сибирь: счастье за горами - [93]

Шрифт
Интервал

В Киренска нас милиция встретила. Увезли в милицию. Там ограда больша-ая! Там в футбол играли. Там коридор такой большой. Там крыльцо, тут крыльцо. Тут выйдем, там… Другие бы хоть покормили! Один раз принесли вот такие кусочки. Чёрны-чёрны! Главно, четыре кусочка на палочках…

– Хлеб? А почему на палочках?

– А вот спроси, зачем оне! И больше не давали. Вторые сутки шли, пока мать оттуда на лошади привезли. На лошадях этих возили молоко, в магазины сдавали. С этой Телячки. И нас забрали. Но там-то кормили, молоко и всё давали! Вот мы там жили. Там барак большой; там – мужчины. Второй – там женщины. Много политических сидело. Они грамотные очень. Они написали в Москву: как оно было, как чё получилось, за чего посадили. И оттуда пришло (тогда же Сталин еще работал): «Освободить!»

Зимой освободили. Куда деваться? В Киренске у нас знакомых нет никого. К однем она, мать, выпросилась там. Муж с женой и чья-то баушка была (старенькая; его или ее мать – вот этого я не знаю). Так заходишь – веранда большая, сюда – коридор. Плита такая стояла. Там – зало и комната (там баушка или кто ли спал). Ну нас пустили. Ну а чё? Дети есть дети. Потом чё-то не понравилось. Нас к курицам заста́ли[64]. Курятник такой большой – вон как баня у нас стоит, такой же. Ни пола, ничё нету; только лавки вот так. Ну а куда деваться? Вот туда мы и пошли.

Потом Гавриил Павлович Наумов и дед Струче́нко… Струченко дедушка был. Он сосланный был из Украйны, сюда по́слатый. Дед хороший. Вот мы с ём дрова пилили ходили. Потом. Когда подросла, могла. «На пу́тик» называлось. Он накормит, всё. Молока, хлеба даст. Я домой тащу. Я до сих пор этого дедушку Струченку вспоминаю, я его не забываю! Он как хохол вроде. Украинец. Он и говорил по-украински. А тут женился. С бабкой жил в Казарках.

И вот оне, Гавриил Павлович и этот дед Струченко, на лошадях груз возили из Казарок. И где-то мать их встретила. А так как бы мы оттуда зимой выехали? Не знаю, чё бы стали делать! Ну и оне нас забрали, тулупом закрутили. Привезли в Казарки. Мы тут у дяшки Ивана побыли, потом к своёму дому пошли. Пришли: ничё нету! Всё кто-то куда-то стаскал. Осталось же всё там, в доме. Постель, всё. Куда мы дева́м, ребятишки? Не повезешь же туда! Дверь сломана. В подпольле как будто золото искали. Какое золото у нас?! Никакого золота не было. И вот фотографии-то отца, видать, забрали. Мать – она в лодке и осталась, когда увозили. Кого она возьмет?! Я их видела. Он как военный фотографировался…

– А кого-нибудь еще в тот год забрали?

– Дяшку Кита́-то тоже! Он в лесу всё. Всё туда охотился, на ту сторону (Лены. – А.А.). Там его угодья были. Он там сено косил, на Королёвой. Речка-то! Зимой плашки ставил, па́сти[65]. Зайцех ловил. Рыбы там наловит, привезет. Кит Петрович. Отцовый брат. И вот его из леса забрали. И по сих пор: куда увезли? А потом тетку, его жену. У них детей не было. Оне жили богато. Скот, всё. Ведь тоже забрали! А забирал-то этот… Нина Алексеевна-то была? За Венедиктом? Дом-то сгорел?! Вот эти вот. Матери Нины Алексеевны брат. И вот когда приехали ее забирать, там лодка стояла. Дак ее волоком. Она так ревела! В лодку бросили. И увезли в Усть-Кут. Все осталось. Эти вот потом забрали. Бичи. И раньше оне были, ходили…

– А этих за что забрали?

– Забрали – и увезли! – просто отвечает бабка Варя. Досказывает после паузы, двумя пальцами – указательным и большим – обведя по контуру пересохшие губы: – И вот мы приехали: у нас ничё нету, поесть нечего! Мать меня в няньки отдала. В Бори́сово Игнатьевна жила. Тамарой дочку-то у нее звали, маленькая была. И Митька маленький, его всё звали «кореец»; он от корейца был. Ну я с этой девочкой водилася. Шестнадцать килограммов муки давали. В месяц. Я пла́чу, никак не хочу идти. А чё делать-то? Но все равно хоть шестнадцать, всё поддёржка какая-то. А потом мама устроилась работать. Там раньше же Затон был. Она там в пекарне хлеб пекла. Ездила туда. Приедет, нас проверит – уедет…

2

– Вот. В няньках жила. Потом выросла, – вспоминает бабка Варя, по-прежнему сидя на своей маленькой кровати в чистой побеленной прихожей.

Кровать застелена покрывалом с диснеевскими мультяшными картинками, но взбитые в головах подушки по-старинному накрыты отмером из тюля. Желтый с цветочками платок пупком завязан повыше лба. Глаза обметаны сизой пленкой, похожей на ту, что образуется на застывающем студне, а еще встречается в глазах лошадей, коров и телят (и хочется ущипнуть эту пленочку и снять, как молочную пенку или налипшую полиэтиленовую чешуйку, а в ответ услышать: «О, ёшкина мать! Теперь как хорошо стало…»). Руки, не зная, куда податься без работы, лежат на коленях. Или копошатся, перебирая пуговки на косом воротнике длинного старушечьего платья с рукавами. Но чаще массируют друг друга («Совсем одеревнели!»), и есть в них та лощеная гладкость, которая характерна для старых потускневших косовищ, топорищ, печных прихватов и иных подобных предметов, проживших долгий трудовой век.

– А учиться-то я ни черта не училась! Один класс только кончила. Ну читать научилась, писать – дак хоть это-то! В Казарках школа же большая была. А ребята-то, младшие-то, потом училися. Теперь никого не осталось, все ушли. А мать умерла – девяносто лет было. Вот так и своя жизнь проходит! Страшно мне. А Гавриил Павлович – он жалел. Почему, не знаю. К ним придешь – всегда накормят…


Еще от автора Олег Николаевич Ермаков
Родник Олафа

Олег Ермаков родился в 1961 году в Смоленске. Участник боевых действий в Афганистане, работал лесником. Автор книг «Афганские рассказы», «Знак зверя», «Арифметика войны». Лауреат премии «Ясная Поляна» за роман «Песнь тунгуса». «Родник Олафа» – первая книга трилогии «Лѣсъ трехъ рѣкъ», роман-путешествие и роман воспитания, «Одиссея» в декорациях Древней Руси. Немой мальчик Спиридон по прозвищу Сычонок с отцом и двумя его друзьями плывет на торжище продавать дубовый лес. Но добраться до места им не суждено.


Знак Зверя

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Песнь тунгуса

Магический мир природы рядом, но так ли просто в него проникнуть? Это возможно, если есть проводник. Таким проводником для горожанина и вчерашнего школьника, а теперь лесника на байкальском заповедном берегу, становится эвенк Мальчакитов, правнук великой шаманки. Его несправедливо обвиняют в поджоге, он бежит из кутузки и двести километров пробирается по тайге – примерно так и происходили прежде таежные драмы призвания будущих шаманов. Воображаемая родовая река Мальчакитова Энгдекит протекает между жизнью и смертью.


Зимой в Афганистане (Рассказы)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Помощник китайца

«Помощник китайца» — первая книга молодого талантливого русского писателя Ильи Кочергина. Публикация этой повести в журнале «Знамя» вызвала оживление и литературной критике. «Помощник китайца» уже получил несколько именитых литературных премий и номинирован на новые.


Река (Свирель вселенной - 3)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Спящий бог 018

Книгой «СПЯЩИЙ БОГ 018» автор книг «Проект Россия», «Проект i»,«Проект 018» начинает новую серию - «Секс, Блокчейн и Новый мир». Однажды у меня возник вопрос: а какой во всем этом смысл? Вот я родился, живу, что-то делаю каждый день ... А зачем? Нужно ли мне это? Правильно ли то, что я делаю? Чего же я хочу в конечном итоге? Могу ли я хоть что-нибудь из того, к чему стремлюсь, назвать смыслом своей жизни? Сказать, что вот именно для этого я родился? Жизнь похожа на автомобиль, управляемый со спутника.


Весело и страшно

Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!


Железный старик и Екатерина

Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.


Двенадцать листов дневника

Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.


Держи его за руку. Истории о жизни, смерти и праве на ошибку в экстренной медицине

Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.


Изменившийся человек

Франсин Проуз (1947), одна из самых известных американских писательниц, автор более двух десятков книг — романов, сборников рассказов, книг для детей и юношества, эссе, биографий. В романе «Изменившийся человек» Франсин Проуз ищет ответа на один из самых насущных для нашего времени вопросов: что заставляет людей примыкать к неонацистским организациям и что может побудить их порвать с такими движениями. Герой романа Винсент Нолан в трудную минуту жизни примыкает к неонацистам, но, осознав, что их путь ведет в тупик, является в благотворительный фонд «Всемирная вахта братства» и с ходу заявляет, что его цель «Помочь спасать таких людей, как я, чтобы он не стали такими людьми, как я».


Счастье-то какое!

«Милости просим. Заходите в пестрый мир нового русского счастья… Вы и сами не заметите, как в погоне за его призраком окажетесь в сладком уединении, в чужом городе – однако ненадолго; как поколотите замучившего всех гада, как будете ждать рождения нового человека, как встретите брата из армии, жадными ложками будете глотать свадебный торт, запивая испанским хересом, – словом, заживете жизнью героев всех помещенных в сборнике историй». В сборник вошли новые рассказы известных писателей (Н. Абгарян, М. Степновой, А. Гениса, М. Москвиной, Е. Бабушкина и многих других), стихотворения М. Степановой, К. Капович, П. Барсковой, С. Гандлевского, Л. Оборина, Д. Воденникова, Д. Быкова, а также лучшая проза выпускников Школы литературного мастерства «Creative Writing School».


Детский мир

Татьяна Толстая и Виктор Пелевин, Людмила Улицкая и Михаил Веллер, Захар Прилепин и Марина Степнова, Майя Кучерская и Людмила Петрушевская, Андрей Макаревич, Евгений Водолазкин, Александр Терехов и другие известные прозаики рассказывают в этом сборнике о пугающем детском опыте, в том числе – о своем личном.Эти рассказы уверенно разрушают миф о «розовом детстве»: первая любовь трагична, падать больно, жить, когда ты лишен опыта и знаний, страшно. Детство все воспринимает в полный рост, абсолютно всерьез, и потому проза о детстве обязана быть предельно серьезной – такой, как на страницах «Детского мира».