Швейцарский счет - [43]

– От, дура! Хто ж тэбэ с клиентами пить учил, а? Надо тилько вид делать, а нэ хлэбать, як кобыла непоеная.

– Да, ладно тебе, – вступилась за нее Анжела, нервно подрагивая ноздрями. – Она ж зеленая еще. Научится.

– Да. Еще одын урок, и копыта откинэт! – Галина была неумолима. Ее красное лицо лоснилось от пота, она шумно дышала, с трудом удерживая бессильно повисшую над ванной Алису.

Но Алиса оказалась способной ученицей, после досадного отравления, она береглась, пригубила и отставила, лизнула и в цветочную вазу незаметно вылила. Поначалу она работала только с англоязычными посетителями, но уже через три дня десяток, необходимых для общения с подвыпившими клиентами, немецких слов прочно закрепился в памяти. Работа, еще недавно казавшаяся ей непристойной, заключалась в зазывном взгляде на вновь прибывшего посетителя и развлечении последнего пустыми разговорами ни о чем. Европейские мужчины на поверку оказались людьми порядочными, не хамили и не оскорбляли, словом, не так страшен черт, как его малюют. Алиса притерпелась и к пьяным слюнявым поцелуям, и к поглаживаниям коленок. Иногда изрядно нагрузившийся клиент принимался изливать душу, и Алиса, понимавшая через слово, а то и ничего не понимавшая, должна была играть роль жилетки, сочувственно кивая в ответ на горькие сетования. В такие моменты, она чувствовала себя полной идиоткой и частенько жаловалась Анжеле. Та только плечами пожимала, мол, воображай себя дипломированным психологом на приеме и плюй на все с высокой башни. Галина, девушка прямолинейная, заливисто гоготала:

– Какой из нее псыхолох? Алкохолик-собесэдник, вот она кто!

Девушки из клуба отнеслись к новенькой с настороженной холодностью, но спустя два дня, убедившись, что она не претендует на главные роли в их «курятнике», оттаяли, и мулатка Айза, звезда клубного стриптиза, подарила ей свое старое платье с пайетками:

– Бери-бери, а то ходишь, как оборванка, – снисходительно прощебетала она, не обращая внимания на отнекивания смутившейся Алисы.

Паспорт ей показали через неделю, в нем значилось: Моника Пачиньски, польская гражданка, виза на один год с правом на работу в сфере обслуживания. Господин Камаль помахал заветной книжечкой у нее перед носом, потом аккуратно запер паспорт в сейф, пояснив, что документ обошелся ему в кругленькую сумму, которую Алисе предстоит отработать.

– И сколько отрабатывать? – поинтересовалась она, голодным взглядом провожая заветный документ.

– Гм. Год. Не меньше, – жестко ответил тот и, заметив возмущение Алисы, добавил. – Я ведь еще и деньги тебе платить буду. Или надеялась, что я тебя на содержание возьму? – и он рассмеялся неприятным колючим смехом, от которого у Алисы неприятно защипало под левой лопаткой.

Пресловутое жалованье составляло сто пятьдесят франков в неделю, его едва хватало на питание и оплату угла в квартирке Галины. А хозяин требовал, чтобы девушки достойно выглядели, броско одевались и ярко красились. Девушки отдыхали по воскресеньям, по графику, и Алиса решила, что в ближайший выходной отправится по магазинам, пополнить свой гардероб, благо от трехсот франков, подаренных ей отцом Жаном, оставалось еще больше половины. Анжела с Галиной зарабатывали втрое больше, хозяин брал с них половину выручки, но и работенка у них была не чета вялым пьяным лапаньям, достававшимся Алисе. Говорить о ней они не любили, перебрасываясь короткими фразами вроде:

– Сколько сегодня?

– Семь. Думала кончусь.

– Фигня. У меня девять и ничего. Трепыхаюсь помаленьку.

Алиса морщилась, слушая их утренние бухгалтерские выкладки, и думала, что не согласилась бы на такую жизнь даже за миллион. По телевидению продолжали трещать о гриндельвальдском деле, но сообщения постепенно становились все более краткими и редкими, тщетные поиски Алисы Фридман продолжались без прежнего энтузиазма. Изредка показывали холеную брюнетку, менявшую шубы как иные перчатки, оказавшуюся бывшей женой убитого банкира. Она выглядела недовольной и издерганной, говорила отрывисто, выражая недовольство работой швейцарской полиции и настаивая на интенсивных разыскных мероприятиях. Во время каждого очередного выпуска криминальных новостей, Алиса впадала в прострацию, а отчаянная Галина принималась ее тормошить и с воплем:

– А вот, шиш им усем! Нэма Алисы Фридман. Змэрла дивка и костэй нэ осталось. Хай рыщут. Тэпэрь Моника Пачиньски е, и точка, – выключала телевизор.

Утром воскресного дня Алиса тихонько выскользнула из дома и неторопливо зашагала по пустынной Дайнештрассе в сторону центра, намереваясь прогуляться до исторического центра города – Барренплатц, а затем свернуть на Марктгассе, изобилующую магазинами и кафе. Девчонки спали сном праведниц, они просыпались не раньше полудня, потом по обыкновению шли в церковь, после мессы и исповеди, с чистой совестью и легким сердцем, отправлялись на прогулку в излюбленный парк Кляйне Шанце, а к вечеру крепко выпивали по случаю выходного дня.

На улице потеплело, ярко светило солнце, погода напоминала поздний русский март, когда остро пахнет талым снегом и сонная природа, дыша теплыми влажными ветрами, готовится разродиться шумной галдящей синеглазой весной. Алиса водрузила на нос, заимствованные у Анжелы темные очки, и летящей походкой двинулась по чистой улочке.