Швейцар - [17]

— Я убеждена, что ты можешь реабилитироваться и вернуться в страну…

Она приезжала на остров с несколькими чемоданами, набитыми носовыми платками, дезодорантами, чулками, духами, спортивными трусами, плавками и другими товарами, которые там выдаются по карточкам или вовсе не существуют, а здесь можно купить за гроши. С их помощью пятидесятилетняя партийная дама поощряла молодых людей: иной раз стоит только посулить им пару носков или майку — и они готовы без перебоя доводить ее до оргазма.

— Даже если ты не настроен возвращаться — я понимаю, как непросто свыкнуться с трудностями в стране, переживающей революцию, — ты бы мог действовать отсюда и перестать считаться предателем.

— Я и уехал с Кубы, чтобы больше не быть предателем, — сдержанно ответил Хуан: он отвечал так всякий раз, когда разговор доходил (а он всегда доходил) до этого места.

Тут Касандра Левинсон с досады, что ее доводы, почерпнутые из «Наставления примерному коммунисту», опубликованного тем издательством на севере, в котором у нее были акции, не возымели ни малейшего действия на заблудшую овцу, к которой она, похоже, испытывала что-то сродни привязанности, подошла к клетке с медведем, — тот явно разволновался из-за затянувшегося разговора со швейцаром (зверь был в высшей степени ревнивый) и начал рычать. Своими костлявыми руками Касандра потрепала зверя по морде и провела по шкуре, окрашенной в черный цвет. Медведь прекратил рычать, и Касандра возобновила идеологическую атаку.

— Разве вы не понимаете, — перешла она на «вы», — что это за жалкое существование: открывать двери людям, которые вас презирают и считают ниже себя?

— Я и вам открываю дверь, — парировал швейцар, — и не считаю, что вы меня презираете. Пусть они меня и презирают, но я-то их уважаю; кроме того, я хочу им помочь. Я хочу открыть им не эту дверь, а другие…

— Чисто буржуазный идеализм! — возразила Касандра Левинсон.

— Единственная помощь, которую вы можете оказать человечеству, — это принять участие в классовой борьбе до полной победы рабочего класса.

— Я и так рабочий и приехал оттуда, где, по-вашему, такая битва выиграна.

— А все оттого, что у тебя в голове каша. Тамошние враги системы забили тебе ее всякими бреднями.

— Единственное, что могли забить тамошние враги системы, так это тюрьмы. Свобода…

— Что вы мне тут толкуете о свободе! — запротестовала обиженная госпожа Левинсон. — Вы и понятия не имеете, что значит это слово!

— Если бы я этого не знал, как бы вы мне объяснили то, что мы с вами вот так запросто можем вести подобного рода разговоры, — вежливо возразил Хуан и попытался откланяться, сославшись на оставленную без присмотра дверь.

— Иди-иди, прислуживай своим хозяевам, — ответила ему Касандра Левинсон, но уйти ему не дала — села рядом и взяла за руки, не сводя с него пристального взгляда. Сеньора Левинсон, поди, думала, что ее пристальный партийный взгляд обладает гипнотическим свойством, и швейцар вот-вот падет к ее ногам, внезапно обращенный в марксизм. Но все оказалось напрасно; Хуан еще раз извинился и выразил желание удалиться.

— Мне надо подмести lobby и почистить ковер. Я чрезвычайно сожалею о смерти господина Скириуса, — печально добавил он.

— Господин Скириус стал жертвой общества потребления, — опять взялась за свое сеньора Левинсон. — На Кубе подобного несчастья с ним никогда бы не случилось.

— Вы правы, — подтвердил швейцар, — но и его самого там в жизни бы не было.

И поскольку тут Касандра не нашлась, что ответить, Хуан поклонился и вышел из квартиры.

11

Уже на лестнице он отругал себя за собственное поведение по отношению к сеньоре Левинсон. Нет, он вовсе не думал, что она права, но в конце концов для дела это не имело значения. Хуан вслух корил себя за то, что не сумел перевести разговор на те рельсы, которые приблизили бы его к цели. В результате вместо того чтобы совершить свою миссию по отношению к Касандре Левинсон, он ушел от нее, — вот в чем проблема.

Когда же он вернулся на свой пост, лицо его омрачилось еще больше: с какой стороны ни посмотри, все старания завоевать дружбу жильцов, а затем направить их к двери, проваливались. Взять хотя бы господина Локпеса или Мэри Авилес, или мистера Макадама, или Роя Фридмана, или, на худой конец, Касандру Левинсон — никого ему не удалось посвятить в свою тайну.

А тут как раз начали возвращаться жильцы со своими питомцами. Джозеф Розман и его собачки как по команде оскалились в улыбке. Мисс Рейнольдс в который раз выклянчила у Хуана свои двадцать центов и, не поблагодарив, с надменным видом удалилась вместе с тряпичной собакой. Джон Локпес коснулся его носа и со всем зверинцем торопливо проследовал дальше. Хуан то и дело открывал и закрывал дверь с вежливым приветствием. Он так увлекся своим делом, что не заметил, как о его физиономию шмякнулось яйцо, которым кто-то запустил в него со всей силой. Судя по всему, это выкинул свой обычный номер Паскаль Младший или же его сестрица. Опять Хуану надо жаловаться управляющему, отцу славной парочки, который чихать хотел на проделки своих детей. Впрочем, пока все равно нельзя отлучиться от двери, поскольку шествие жильцов продолжалось.