Шутки усталых вождей - [3]

Вот отрывок из стеннограммы, опубликованной в "Правде". Главный обвинитель Вышинский спросил: "Эти ваши действия были сознательными?" Радек хладнокровно ответил: "Я в жизни несознательных действий, кроме сна, не делал никогда" (Смех в зале). В своем заключительном слове Радек сказал: "Не меня пытал следователь, а я его: два с половиной месяца отпирался"...

Еще в ту пору, когда Карл Радек был секретарем Коминтерна, издавал книги, сотрудничал в "Правде" и "Известиях", по стране гуляли сочиненные им анекдоты. Анатолий Мариенгоф в книге "Бессмертная трилогия" вспоминает о вечере в доме Таировых -- Александра Яковлевича, художественного руководителя Камерного театра, и его жены блистательной Алисы Коонен. "Зашел разговор о демократии. В нашем понимании и в американском. Насмешливо почесав свои рыжие бакенбарды, Карл Радек сказал:

- Конечно, у нас могут быть две партии... одна у власти, другая в тюрьме.

И в столовой стало тихо. Никому больше не захотелось разговаривать о демократии.

Радек мне понравился".

А вот анекдот, приведенный Александром Бовиным в книге "5 лет среди евреев и мидовцев". Радек спрашивал: "В чем разница между Сталиным и Моисеем?". И сам же отвечал: "Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин -- из Политбюро".

Здесь уместно вспомнить еще один анекдот, авторство которого осталось неизвестным. У Сталина спрашивают, есть ли у него хобби? "Да, -- отвечает он, -- коллекционирую анекдоты". -- "И много собрали?" -- "Да сотня лагерей наберется". Надо ли говорить, какую реакцию вызывало у "кремлевского горца" (выражение Осипа Мандельштама) фольклорное увлечение Карла Бернгардовича?

Фейхтвангер пишет, что Сталин рассказывал ему о своем дружеском отношении к Радеку и о боли, которую причинило ему вероломство последнего. "Вы, евреи, -- сказал Иосиф Виссарионович, -- создали бессмертную легенду -- легенду об Иуде".

У меня с именем Радека связана своя маленькая история. В многотомной Литературной энциклопедии, издававшейся в 30-е годы, -- я приобрел ее у букинистов -- статья о Радеке была аккуратно заклеена белыми листочками. Хорошо хоть, что ее не вырезали или не замазали чернилами, как полагалось поступать с "неблагонадежными" текстами. Я сразу же принялся осторожно отклеивать эти заплатки; их было много -- Радеку в 9-м томе посвящено несколько страниц. Сложная биография: участвовал в рабочем движении Польши и Германии, работал с Розой Люксембург, был членом ЦК РКП(б), побывал в левых и правых, исключался из партии и восстанавливался (на суде Радек скажет: "Нет ничего опаснее офицера, с которого сорвали погоны").

В общем, занимаясь "реставрацией" его жизнеописания, я замучился, и кое-где текст оказался поврежденным, что затрудняет чтение. В тупик поставила строка, что в 1967 году Радек прочитал лекцию о 50-й годовщине Октябрьской революции. Я хорошо знал, что из 17 обвиняемых в том процессе 13 были приговорены к смерти, а четверо, в том числе Радек, -- к длительному тюремному заключению. Однако через два года "мягкий" приговор был заочно, без участия обвиняемых, пересмотрен, и их тоже расстреляли. И вдруг лекция в 67-м (сам том, кстати, вышел в 35-м)!

Оказалось, что это типичная для Радека эксцентрика. Свою работу "Зодчий социалистического обшества" он построил в форме лекции из курса истории победы социализма, которую читает как бы в 50-й год Октября, вспоминая главные вехи. Итоговый аккорд -- первомайская демонстрация 1934 года:

"На мавзолее Ленина, окруженный своими ближайшими соратниками -Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым, Калининым, Орджоникидзе, -- стоял Сталин в серой солдатской шинели. Спокойные глаза смотрели в раздумьи на сотни тысяч пролетариев, проходящих мимо ленинского саркофага уверенной поступью лобового отряда будущих победителей капиталистического мира. Он знал, что выполнил клятву, произнесенную десять лет назад над гробом Ленина. И это знали все трудящиеся СССР. Это знал мировой революционный пролетариат".

В статье известного литературоведа Исаака Нусинова, которую я возродил из пепла (может, правильнее сказать: из клея?), по поводу процитированных строк сказано: "подымаются до эпоса революции".

А вот трагический спектакль в Колонном зале, звездой которого был Радек, закончился не столь пафосно. Приговор был объявлен в четыре утра, когда измотаны были все -- судьи, обвиняемые, зрители. Уходя с конвоиром, пишет Фейхтвангер, Радек "обернулся, приветственно поднял руку, почти незаметно пожал плечами, кивнул остальным приговоренным к смерти, своим друзьям, и улыбнулся. Да, он улыбнулся".

Почему хотя бы в этот миг ни один из осужденных, с первого дня знавших, что их ожидает, не крикнул в зал, что все происшедшее -инсценировка, кровавый фарс? Почему не сделал самого естественного -- не проклял Сталина?

Артур Кестлер предложил свою версию этого феномена, получившую название "теория Рубашова". Он изложил ее в книге "Слепящая мгла" и досказал в "Автобиографии", имея на руках дополнительные аргументы. Кестлер, писатель и журналист, знал коммунистическую систему изнутри. В партию он вступил в Германии, участвовал в борьбе с фашизмом. Несколько лет провел в Советском Союзе, ездил по стране, в которой ему далеко не все нравилось. Однако, соблюдая партийную дисциплину, он заставлял себя верить в историческую правоту коммунистических идей. Потом по заданию партии отправился в Испанию, где полыхала гражданская война. Попал во франкистскую тюрьму, ожидал расстрела...