Шутки усталых вождей - [4]

Пережив глубокий духовный кризис, он написал роман "Слепящая мгла", в котором вынес приговор увлечению своей молодости. Герой книги -- Рубашов, мыслящий, по словам автора, "на манер Николая Бухарина, а внешностью и личными качествами напоминавший Льва Троцкого и Карла Радека". Судьбой тоже. Попав в застенок к своим недавним единомышленникам, этот мужественный человек, зная, что его ждет смерть, согласился оговорить себя, чтобы оказать последнюю услугу партии и революции. Рубашов больше не верил в святость дела, которому была посвящена вся его жизнь, ненавидел режим Сталина. Но только с ним, с этим жестоким и сильным человеком, был связан последний огонек надежды на возможность лучшего мироустройства, руководить партией больше было некому. И "покойник на каникулах" завершил свою миссию...

Кестлер пережил шок, обнаружив со временем, что его художественное прозрение в точности совпадет с документальным рассказом, изложенным в книге бывшего генерала советской разведки Вальтера Кривицкого "Я был агентом Сталина".

Не берусь судить, насколько убедительна "теория Рубашова", но подтверждением ее отчасти может служить драма, пережитая Николаем Ивановичем Бухариным на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1936 года, первым пунктом которого значилось "дело тт. Бухарина и Рыкова". За несколько дней до этого доведенный до отчаяния Бухарин объявил голодовку, однако ему настоятельно "рекомендовали" явиться на пленум. Выглядел он жалко -- живой труп, и его сторонились как зачумленного. Рыков перед заседанием шепнул другу: "Самым дальновидныи из нас оказался Томский". Бывший член Политбюро незадолго до этого покончил с собой.

Особенно агрессивно говорил о Бухарине секретарь партколлегии ЦКК Матвей Шкирятов, издевательски объявивший: "В своем заявлении он пишет, что голодовку начал в 12 часов". Сталин под смех зала бросил реплику: "Ночью начал голодать" (всего в стенограмме зафиксировано 100 реплик вождя, соратники старались не отставать). Какой-то остряк с места выкрикнул: "После ужина". Зал зашелся в хохоте...

Выступление на пленуме Бухарина, которого Сталин еще недавно называл любимцем партии, невозможно читать без боли. "Товарищи, -- сказал он, -- я очень прошу вас не перебивать, потому что мне очень трудно, просто физически тяжело, говорить... Я четыре дня ничего не ел... Я не могу выстрелить из револьвера, потому что тогда скажут, что я-де самоубился, чтобы навредить партии, а если я умру, как от болезни, что вы от этого теряете?"

Даже в этот миг унижения для Бухарина, пришедшего в революцию в 17 лет, не было большего страха, чем "навредить партии". Разве не похоже это на "комплекс Рубашова"?

В обличителях недостатка не было, и только Н.Осинский, человек, близкий к Бухарину, которого специально вытолкнули на трибуну, чтобы он нанес удар побольней, отказался участвовать в травле. Тогда принялись за самого Осинского, крупного экономиста, академика, зампреда ВСНХ. Но он держался стойко и с блеском парировал атаки. Вот короткая сцена:

Варейкис: Вас (левых коммунистов. -- Прим.В.Д.) Ленин называл взбесившимися мелкими буржуа.

Осинский: Это верно. Так он, кажется, и вас называл (смех), товарищ Варейкис.

Варейкис: Я тогда не принадлежал к ним. Во всяком случае я был за Брест, всем известно, вся Украина об этом знает.

Осинский: Ну, вы, значит, несколько позже взбесились, во времена демократического централизма...

Когда-то остроумный французский писатель Жюль Ренар записал в своем дневнике: "Самые страстные дискуссии следовало бы заканчивать словами: "И кроме того, ведь все мы скоро умрем". Он считал, что это существенно бы снизило накал споров. Трудно, конечно, представить себе, чтобы подобная безыдейная мысль прозвучала с трибуны коммунистического пленума. А ведь большинство его участников очень скоро умерли -- сгинули в жерновах сталинского террора, Варейкис с Осинским тоже.

А ведь спорили до последнего момента! Тот же Алексей Иванович Рыков на XV съезде ВКП(б), когда громили Зиновьева, объявил с трибуны: "Я передаю метлу товарищу Сталину, пусть он выметает ею наших врагов". Сталин это сантехническое изделие принял...

Что могли понять в нашей безумной жизни честные западные интеллигенты? Лучшие из них считали своим гражданским долгом приехать на родину Октября, чтобы увидеть рождение нового, более справедливого и счастливого мира. И пытались разглядеть его контуры сквозь пыль и грязь грандиозной стройки.

Лион Фейхтвангер, встретившийся с советскими читателями в Политехническом музее, сказал им: "Основной темой всех написанных мною книг является вечная историческая борьба разума против глупости. Вы впервые в истории мира основали государства на базе разума. В этой великой борьбе разума против глупости я -- ваш, и вы -- мои союзники".

Я часто думаю, какие чувства должен был пережить автор "Москвы 1937" после XX съезда КПСС? А недавно мне попалось на глаза письмо, которое умирающий Фейхтвангер в сентябре 1958 года (через два года после разоблачений Хрущева) направил из Лос-Анджелеса советским людям, чтобы(загодя поздравить их с новым, 1959-м. Сам он до него не дожил, но его послание было опубликовано в "Советской России". "Дорога разума крута, и путь по ней долог, -- написал неисправимый оптимист. -- Но те, у кого есть глаза, чтобы глядеть, понимают, что наперекор всем препятствиям мы в 1958 году немного продвинулись вперед, и этим мы в большой мере обязаны терпеливым усилиям советского народа".