Шуры-муры на Калининском - [8]
— Вот это, я понимаю, стол! Были же мастера! Вот она, инженерная мысль! Я б сейчас же на нем знак качества поставила! Все для удобства хозяйки! Принял гостей, убрал и забыл, и не торчит у тебя стол колом посреди квартиры! Ты ж понимаешь, когда оно «да», я не говорю «нет»! Я тоже в этой жизни что-то да и понимаю! Теперь скажи мне, мать моя, сколько ты отдала за весь этот гарнитур?
— Мам, не намного дороже твоей любимой «Хельги», думаю. Там люди переезжали из старого дома на новую квартиру, а в новом, сама понимаешь, габариты другие, вот и отдали недорого.
Это было не всей правдой, конечно. Переезжали, да, все правильно, но после того как умерла хозяйка квартиры, дети и решили от старья избавиться. Позвонили артистке, которая в свободное от сцены время приторговывала антиквариатом и имела с этого больший навар, больше, чем все ее Катерины и леди Макбеты Мценского уезда, вместе взятые. Знала бы это Лидка, костьми бы легла, но не допустила такой сомнительной покупки.
— Чего уже ворчать. Куплено, надо пользовать, — Алена подошла к зеркалу, поправила волосы, а заодно в отражении увидела и объедающих малину Катьку с Робой, и тихую коляску, прикрытую марлей. Странно было смотреть в старинное парадное зеркало, которое стояло посреди переделкинского сада и впервые, наверное, за всю свою долгую жизнь отражало не гостиную или прихожую, а буйный зеленый сад, яркие сосновые стволы, пригорюнившуюся патлатую иву и дачу вдалеке. Алена еще раз критическим взглядом окинула деревянные остовы стульев. Размером дивана и высотой зеркала она и сама была немного удивлена, одно дело увидеть на фотографии и совсем другое, когда перед тобой вырастает такая махина. Сиденья для стульев и кресел были обиты разными тканями, словно они стояли не в одной квартире, а по разным домам. Их-то точно надо будет заменить. Алена перевернула одно из сидений, чтобы посмотреть, легко ли можно снять ткань, чуть дернула обивку, подгнивший лоскуток поехал вверх, и обнажились внутренности стула, которые вдруг ожили, зашевелились, засуетились и посыпались дождем из клопов прямо на ноги. Алена вскрикнула. Такого количество этих тварей она не видела никогда! Познакомилась с этим народцем еще в детстве, это да, в жилых подвалах двора на Поварской клопы удивления никогда ни у кого не вызывали и считались практически обычными домашними насекомыми. Вывести их было совершенно невозможно, но не столько же разом! Один-два в поле зрения, но ни разу в таком количестве! Как только их начинали морить, всегда находилась одна тяжело беременная клоповая сучка, которая каким-то немыслимым образом переползала к кому-то из соседей и там тихонько обживалась. Потом рожала свои сотни детей, они взрослели, питаясь теплой соседской кровью, и вот наступал час Ч, когда доставался наконец дихлофос или чего там достается в таком случае. Но снова находилась одна беременная клоповая зараза, которая на крыльях любви к людям переносилась к ничего не подозревающим товарищам по двору, и так вечно по кругу.
Алена даже почесалась, так живо вспомнила свои детские укусы, выступающие красными волдырями на нежном девичьем тельце.
— Мама, ты только посмотри!
Лидка, уже было отправившаяся в дом, вернулась. Алена без слов показала на зияющую дыру. Клопы все еще продолжали исправно сыпаться из-под вскрытой обивки, словно там открыли краник, и разбегались по площадке.
— Чтоб твоей актрисуле писали не письма, а рецепты! — в сердцах начала Лидка, выпучив глаза и пританцовывая, чтобы не раздавить клопов — звук этот она ненавидела.
— Мам, ну она-то тут ни при чем! Это ж не ее мебель, а каких-то там людей! Она нам просто оказала услугу! Ее-то не приплетай…
— А зачем ты за нее заступаешься? В чем это я не права? Она тебе продала порченый товар! Пусть забирает обратно и возвращает деньги! Надо Павочку на нее натравить, уж она-то этот вопрос быстро решит! А как ты хотела? — Лидка аж запыхтела от негодования, все еще приплясывая около сидений. — Если один стул зараженный, значит, и в других та же картина! Я знаю, что говорю, даже не спорь! Уж сколько я этой мерзости повывела за свою жизнь, ты и представить себе не можешь!
Алена расстроенно осматривала поле боя.
— Что ж теперь с этими клопами делать?
— Это второй вопрос! Первый — что делать с мебелью! Робочка! Робочка! — позвала она зятя, поскольку понимала, что только он может ответить на все эти вопросы.
Роберт поспешно подошел, увидев, что девочки его знатно всполошились, что, в общем-то, было не вполне обычным их состоянием. Лидка показала на утончившуюся струйку клопов, выпадающих из внутренностей стула, и Роберт сразу все понял. Покрутив еще парочку сидений и хорошенько их рассмотрев, он категорично заявил:
— Только жечь! Только в костер, и сразу же! Иначе они нам тут все перезаразят!
— Как в костер? — вступилась за стулья Алена. — Они ж денег стоили, и немалых…
— Клопы? Я бы еще приплатила, только бы их забрали! А что ж ты мне только что сказала, что по дешевке этот ампир купила! Дожили! Ты зачем матери врешь? Это просто наждаком по душе! — Лидка взъерепенилась еще круче.
Автор книги – фотохудожник Екатерина Рождественская, дочь известного поэта-шестидесятника Роберта Рождественского. Такое ощущение, что вы сидите за семейным столом Екатерины и слушаете ее рассказ: здесь есть и истории семьи Рождественских, и меню дней рождений, и бабушкины рецепты, и детские воспоминания, и родительские письма, путешествия и происшествия и, конечно, знаменитые гости. Гурченко, Магомаев, Кобзон, Плятт, Евтушенко, Высоцкий – кто только не перебывал за этим столом! И никто не уходил голодным.
Моя история про одну московскую семью в нескольких поколениях и про большое родовое зеркало, стоящее в гостиной. Я знаю, у вас дома висит зеркало. Иначе и быть не может. Вот и представьте, сколько всего оно видело за свою долгую зеркальную жизнь. Какие события происходили в его присутствии – свадьбы, смерти, любови, страсти, скандалы, рождения. Как оно впитывало все эти человеческие события и эмоции, как оно их пожирало. Вроде ничего особенного…
Адрес – это маленькая жизнь. Ограниченная не только географией и временем, но и любимыми вещами, видом из окна во двор, милыми домашними запахами и звуками, присущими только этому месту, но главное, родными, этот дом наполняющими. Перед вами новый роман про мой следующий адрес – Кутузовский, 17 и про памятное для многих время – шестидесятые годы. Он про детство, про бабушек, Полю и Лиду, про родителей, которые всегда в отъезде и про нелюбимую школу. Когда родителей нет, я сплю в папкином кабинете, мне там всё нравится – и портрет Хемингуэя на стене, и модная мебель, и полосатые паласы и полки с книгами.
Настоящая история из жизни маленькой девочки, которая давно выросла, но отчетливо помнит каждый тот день из детства, вернее, каждую ночь. А сама история про одиночество — и поделиться девочке страхом не с кем, и постоять за себя невозможно, и возраст проблемный. Полное отчаяние и одиночество — при живых родителях и полном дворе соседей.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.