Шургельцы - [91]

ПУСТОЦВЕТЫ

Предсказания Савки Мгди подтвердились. Через несколько дней утром стал накрапывать дождь. Снопы с полей были вывезены, остались лишь на отдаленном овсяном поле.

Из-за дождя люди возвращались домой, ехали на своих коровах, как с ярмарки. Большинство возчиков были подростки, поэтому шум и гам стоял над обозом. Среди тех, кто возил снопы, — Хвекла и Манюк. Манюк хмурилась, грустила. Хвекла пересела на ее телегу, они накрылись одним плащом.

— Что ты грустная?

— Да из-за отца, — сказала Манюк раздраженно. — Испугался, что жир с коровы спадет… Вон она у нас какая. Разве ее удержишь?

— Первые дни, значит, из-за отца не ездила? — спросила Хвекла. — Теперь разрешил?

— Не стала ждать разрешения. Уехал в район, а я запрягла. Ягур помог.

— Без тебя вывезли бы.

— Людей стыдно. Стыдно Ванюшу показаться. Что он подумает?.. Отец вернется из района, будет мне взбучка…

— А Мешков даже быка пожалел.

— Ну и пусть, без него обойдемся, — махнула рукой Манюк. — Отцу-то он голову морочит. Шихранова снова хотят вернуть. Я сама слышала. Эх… ты даже не знаешь, как мне дома жить надоело, как будто я в тюрьме какой! Они все с моим отцом вместе одного Ванюша не стоят. Да еще руку хотят на него поднять. Вот увидишь, я сама их на чистую воду выведу. Я уж не маленькая!

— А ты поговори с отцом откровенно.

— Попрекать начнет, — я ему все выскажу… Сердится, что его заставляют за трудодни работать. Мешков подзуживает, говорит, не найдут они такого, как ты, бухгалтера, вынуждены будут тебе продуктами платить. Врет он.

Молодежь въехала в село. Дождь пошел сильнее, коровы скользили, на колеса навертывалась грязь.

В селе стояла тишина. Только из одного дома под зеленой железной крышей с закрытыми ставнями слышались песни, пьяный смех. К дубовым воротам этого дома подошли председатель сельсовета Шишкина и бригадир Сайка Михаил. Постучали в калитку. Из дома вышел хозяин — Мешков. Увидев Шишкину и бригадира, он раскинул руки, будто хотел их обнять, стал приглашать в дом. Говорил, что хотел их раньше позвать, да не нашел.

— У нас к тебе, Федорыч, дело, — сказала Шишкина. — Ты что Урине обижаешь, последние дровишки увез? И в баню не пускаешь мыться. Вы же ее вместе построили.

— Ну и сказали! — расхохотался Мешков. — Шихранов велел так говорить, а строил ее я. И на дрова у нее никаких прав, деньги Шихранов не платил. Мне дубовые бревнышки нужны для погреба… Да ну его, бывшего, — сказал Мешков и плюнул. — Что о нем толковать-то? Пошли, у меня стол накрыт. Пошли, от души приглашаю.

Из избы вышла жена хозяина, Маринэ, кинулась обнимать Шишкину, тискала ее, прижимая к потному, полному, как мешок набитый, телу.

— Ай, ай, давно вы у нас не были! Хозяин, приглашай дорогих гостей. Уважь нас, Аляксандра Ягуровна. А ты, Михаил, чего? Радость в дом пришла. Трехлетние недоимки государство с нас сняло. — Маринэ потрепала мужа ласково по плечу, похвалила, что сумел от уплаты налогов отвертеться.

— Дура, замолчи, — пригрозил муж, отстраняя ее руку.

— А чего? Неправда разве? Деньги вон на что пригодились, — Маринэ показала на новую железную крышу. — Как лучок зеленый. Пойдемте, пойдемте, дорогие гости.

— Некогда нам, — отказывались те.

Из избы выскочила Чегесь, пискляво запела. Увидев Шишкину и бригадира, умолкла, качаясь подошла к ним, стала приглашать. Шишкина отказалась. Чегесь ехидно напомнила:

— Справку мне не хотела дать, а я сама нашла. Теперь я пашпортная… Вот так-то, милая моя. Я начальников не боюсь, повидала их. Для нас Волга по колено. — Тут Чегесь пустилась приплясывать, бросилась на шею Мешкову, попыталась поцеловать. Маринэ оттолкнула ее, она чуть не упала, погрозила:

— Э, потише, власть рядом. Я вам покажу, как издеваться.

Она поправила на глазах у мужчин спадавшие с тощих ног чулки, приподняла подол. Маринэ взяла ее за руку и вытащила на улицу. Чегесь визжала, как поросенок, которого из мешка в мешок перекидывают.

Шишкиной и Сайке Михаилу стало противно. Они ушли, не попрощавшись.

Не успели они отойти от ворот, как их догнали пожилая женщина и мужчина, припадающий на левую ногу.

— Председатель, а председатель, я этому хозяину погреб вырыл, — сказал хромой, показывая на дом Мешкова, — сруб поставил, накрыл, все сделал.

— Просим, заступись, — заплакала женщина.

— Ты молчи-ка, старая, я сам растолкую… Он мне не платит ничего. Вот я и жалуюсь вам, товарищ председатель.

Жена Мешкова показала им кукиш.

— Бездомные бродяги, ненасытные глотки! Ишь, деньги им выкладывай.

— Маринэ, замолчи! — закричал на нее муж. — Там немного осталось, разберемся без посторонних.

— Как немного, ни копейки не дал же, — навзрыд плакала женщина. — И я целую неделю на них работала. Знать бы, пошла бы лучше в колхоз помогать.

— Зайдите в сельсовет. Разберемся все вместе, — сказала Шишкина.

— И охота вам у частников шабашить! — возмутился Сайка Михаил.

А Чегесь долго барабанила в калитку, требуя, чтобы ее впустили, и ушла только тогда, когда Маринэ спустила с цепи собаку, стала ее натравливать.

Дождь перестал во второй половине дня. Выглянуло солнце. Рябина зарумянилась, тяжелыми гроздьями повисли ягоды на ветвях. Березки и те украсились зелеными, как у молодого гороха, стручками, мягкими и пушистыми. Хороша осень в наших краях.