Шургельцы - [33]

— Над людьми насмехаться — только у вас и работы всего, — ворчала Унисье. — И сестру в гроб вогнали, мало вам.

И выбежала, хлопнув дверью.

— Вот и воспитывай их! — с досадой и смущеньем сказал Ванюш.

Часа через четыре из Бурундуков привезли сено. Кутр Кузьма вместе с женщинами дружно стали сгружать, складывать.

Кузьма залез на лабаз, посмотрел на дорогу.

— Кино везут. Видать, к масленице.

— И мы поглядим. Слава богу, на душе полегчало. Коровам сено добыли, давай им теперь воды.

— В оба смотрите, бабы. Студеной воды скотине — ни-ни…

— Дрова кончились, как подогревать-то. Надо заведующему фермой напомнить.

— Он и без вас ломает голову, что-то прикидывает… — ответил Кутр Кузьма.

Ванюш действительно то и дело заходил на кормокухню, что-то чертил, подсчитывал, измерял котлы. Щупал печки, похожие на низкие столы. Вода в котлах затянулась тонкой пленкой льда. Он распорядился затопить печку соломой, которую коровы уже истоптали. Тут же стал связывать ее в связки, похожие на тощие снопы. Плаги-ака задумалась.

— Ванюш, боюсь я соломой разогревать. На меня Маськин уже за это сколько актов написал.

— Ничего, ничего, надо затопить, иначе котлы лопнут. Это временно, дрова достанем.

— Сама не понимаю, куда столько дров подевалось? Маськин, точно как Еким, знай на нас акты строчит. За дровами, знамо, ему некогда присматривать.

…Вечером Ванюш шел с фермы. Не успел свернуть на свою улицу, донеслась до него девичья песня: голос Сухви звенел, как серебряный колокольчик. Девушки шли в клуб, на кинокартину. Но ему еще надо было зайти в правление, проверить, куда девались заготовленные дрова.

В правлении народу было полным-полно. Счетовод Никонов сидел за столом, часто щелкая костяшками конторских счетов, записывал цифры. Дверь председательского кабинета была открыта, слышалось натужное покашливанье Шихранова. Учетчицей теперь работала Анна Трофимова — первая жена Екима. Густые волосы она уложила венком, надела голубое платье, черный сатиновый фартук, обшитый кружевами. Стан у нее девичий, талия тонкая, грудь высокая, крепкая — любо глядеть на нее.

Шел громкий разговор.

— В долг идти брать — не из колодца воду черпать, — говорил бригадир Шурбин, — людям в глаза взглянуть стыдно, брат. — Он затянулся, едкий дым самосада поплыл к потолку. — И до самого коммунизма так, на чужое, будем жить? — возмущался он. — Стыд, позор!

Анна открыла форточку.

— Дым глаза ест. Бросьте, мужики, свои цигарки.

— Привыкай, Аннушка, — успокоил ее кто-то. И серьезно добавил: — Не от хорошей жизни дымим. Кум вон правильно сказал: клянчим, побирушками сделались.

Из кабинета, держа перед собой большую книгу в твердой обложке, вышел Шихранов.

— Слушайте распоряжение. Анна, пиши: на подвозку сена — пять лошадей; к амбарам — одну лошадь, двенадцать человек; на ремонт мельницы…

— Что ее ремонтировать каждый божий день? — прервали его.

Шихранов постучал об стол пальцем, посмотрел исподлобья, откашлялся.

— Устав забываете. Наряды обязательны, не подлежат обсуждению. Выслушайте, потом спишите у учетчицы, не забудьте расписаться.

— Давай говори быстрее, кино показывать приехали. Хоть раз в зиму посмотреть, — сказал бригадир Сайка Михаил.

— У вас только развлечения на уме…

Из угла послышалось:

— Я уже с билетом сижу, скорее… О панихиде, что ли, думать? Не умерли еще…

Шихранов поднял палец, потребовал тишины и начал снова нудно диктовать наряды. Увидев Ванюша, напомнил, что ему выделено пять подвод ехать за сеном. Но Ванюш спросил о дровах. Завхоз сказал, что дня три назад целых пять возов дров отправил на ферму.

— Лесное начальство нам больше дров не отпускает. Топите соломой!

— А под скотину что будем стелить? Навоз на удобрение где возьмем? — зашумели бригадиры.

— Это не мое дело. Для того завфермой есть. Вам солома отпущена с гаком, ее тоже разбазарить хотите? Надо беречь общественное. — Завхоз Мешков, прищурившись, поглядел на Шихранова.

— Разбазарили, пока я болел, это точно, — сказал Ванюш. — Предлагаю разобраться в этом непорядке.

— Вот и наводите порядок. А разберется ревкомиссия, — сухо сказал Шихранов.

Ванюш записал, кому ехать за сеном, и вышел из правления.

На улице было темно. В луче света, падающего из окна, летали снежинки.

Из клуба доносилась музыка: кино, видно, еще не началось.

После болезни Ванюш еще ни разу не был в клубе. Он старался успокоиться, хоть на время забыть неприятности, шел быстро, про себя подпевая музыке. У входа остановился. Отдышался. Незаметно хотел войти в зрительный зал, но сразу окружили парни, вскоре подошли девушки, приглашали танцевать. Одна лишь Сухви с места не двигалась. Ванюш с одного взгляда понял, что она недовольна запоздалым его приходом. Показалось ему, что скучала без него. Он извинился перед девушками, высвободился, подошел к Сухви, ласково поздоровался.

Запели новую песню, слова еще знали плохо, стали просить:

— Сухви, ты уже выучила, научи нас!..

— Ванюш, а ты дирижируй! — крикнул Ягур, подбирая на гармони мотив.

— Хорошо, давайте все вместе. — И Ванюш с Сухви затянули песню. Складно и сильно звучали их голоса. Они стояли в середине круга, плечом к плечу. И все любовались ими.