Шуми, тайга, шуми! - [12]

— Окончательно замордовали проект, — сказал он. — Год пропал…

— А что будет, ребята, если нам все-таки не разрешат? — спросил расстроенным Коля Новожилов.

— Добьемся! — сжал зубы Сергей. — За сорок лет не добьемся?

— Как это «за сорок лет»?

— Ты думаешь, мы не проживем еще по сорок лет? Проживем! Есть у меня один план…

5. РАЗГОВОР СО СКЕПТИКОМ

Сергея мучило, что зажег он ребят, заманил сюда, наговорил красивых слов, а на деле — пшик. Володя Ивахненко незаметно следил за ним и однажды вечером подкараулил его на берегу Чойки. Сел рядом, пошвырял в воду камушки, сказал:

— Знаешь, Серега, не согласен я с тобой, что у нас год пропал. Поверь мне как другу и как комсоргу. Ведь мы сейчас имеем то, чего у нас уже не отнять.

— О чем это ты?

— Опыт! Никакая академия не заменит его. Главное — не развалили хозяйство, тянем. Пищим, но тянем!

— Да, это-то верно, — неохотно согласился Сергей.

— И мы отучились выдавать желаемое за действительное, мальчишества меньше в нас теперь.

— Тоже верно, — слабо улыбнулся Сергей.

— Значит, не журись!

— Знаешь, Володька, — Сергеи вдруг покраснел, — я не говорил тебе раньше, а сейчас скажу. Я благодарю судьбу за то, что свела меня с тобой.

— Слушай, брось ты эти телячьи нежности! — пробормотал Володя. — Главное, не журись! В жизни всякое бывает, но идет-то она правильно…

Сергей уже и сам трезвее относился к неудачам, понимал, что ничего на свете не делается по щучьему велению, что надо работать, терпеливо доказывать свою правоту, бороться, опираясь на умных, знающих, видящих перспективу людей.

В Горном Алтае на глазах исчезал кедр, база для осуществления мечты. И Сергей решил разобраться, почему лесозаготовители усиленно рубят кедровую тайгу, тянут дороги в новые и новые массивы.

Да, люди берут у «хлебного дерева» пока только древесину. Природа-чудесница и здесь выделила кедр, наградив его мягкой, легкой, очень прочной древесиной. Для столяра праздник — работать с кедром, так он охотно колется, строгается, полируется, не имея ни трещин, ни ситовин, ни засмолки, ни завитков, ни гнили. После полировки кедровая дощечка — ни дать ни взять заморская диковинка с приятным кипарисовым запахом, розоватым общим тоном и красивой текстурой. У кедровой древесины есть чудесные свойства, о которых Сергей хорошо знал по опыту дедов, охотно делавших из кедра отличные ульи, домашнюю посуду, шкафы. Сибиряки издавна обшивают избы изнутри кедровыми плахами: выделяющиеся эфирные масла дезинфицируют, оздоровляют жилье; покрывают кедровым тесом крыши: по долговечности и прочности они не уступают железным; хранят мед и масло в кедровых бочках, где они дольше не портятся.

Эти свойства кедровой древесины давно уже используются в специальных целях: в судостроении, при изготовлении пищевой тары, мебели. А если посмотреть на поперечный срез кедра, то почти не заметишь разницы между осенними и весенними годичными слоями. Это придает кедровой древесине резонансные качества, поэтому ее высоко ценят при производстве пианино, домр и гитар. И если кто не видел, как растет кедр, то кедровую-то древесину каждый знает, потому что каждый держал в руках карандаши: кедр — ведь единственное в нашей стране дерево, которое годится для производства карандашей. Наконец, только из кедра делается и аккумуляторный шпон.

Удовлетворить за счет кедра эти специальные потребности нетрудно: достаточно разрабатывать массивы, погубленные шелкопрядом, которых по Сибири превеликое множество. Да и сырой кедровой древесины хватило бы, если б проводить только рубки ухода, прореживания. «Но почему же тогда трещит кедр по всей Сибири?» — спрашивал себя Сергей.

Ему было не очень понятно, почему возраст рубки для кедра установлен в 140 лет. Ведь дерево только начинает набирать силу, увеличивая с каждым годом плодоношение! Есть пятисотлетние кедровники, дающие до 422 килограммов ореха с гектара. Истинная зрелость кедра наступает лет в двести пятьдесят — триста. Так зачем же сводить его под корень раньше времени, спрашивал себя Сергей, если он может еще сто-двести лет снабжать человека маслом, растить возле себя зверье, птицу, ягоды и лекарственные корни, охранять воду, оздоровлять воздух, преграждать путь сухим ветрам? Не забивают же на мясо породистую молодую телушку, если знают, что из нее растет будущая рекордистка…

Несправедливо также, что прирост кедра подсчитывается на огромных, в том числе на отдаленных и заповедных, площадях. До этого общего прироста доберешься не вдруг, а разве правильно, исходя из него, сводить самые доступные массивы?

Может быть, здесь нечего рубить, кроме кедра? Это не так. Только в четырех лесхозах запас пихты и другой некедровой древесины составляет более ста миллионов кубометров. Его хватило бы на десятилетия: ведь пока из Горного Алтая вывозится примерно полмиллиона кубометров в год. И в основном это кедр, потому что за счет рубки этого могучего дерева заготовителям легче выполнить план, получить премии, дополнительные ассигнования и новые машины.

А куда идет их продукция? Вместо того чтобы использовать древесину кедра по специальному назначению на карандаш, аккумуляторный шпон, пищевую тару и мебель, — лесозаготовители пускают ее на пиловочник, крепеж, шпалы, дрова. Кроме того, в погоне за «кубиками», за самыми крупными кедровыми кряжами они бросают на лесосеках массу леса. За последние десять лет только один Кара-Кокшинский леспромхоз не вывез 180 тысяч кубометров древесины. А ведь за счет нее можно было сохранить тысячу гектаров кедровников! Лесозаготовители обязаны помогать в восстановлении кедра, но не отпустили до сих пор на это ни одной копейки.