Штуцер и тесак - [15]

– Действуйте, Маре! – одобрил Даву. – И знайте! Если вы привезете этого посланца, и он окажется тем, кем вы его считаете, щедрость императора будет безграничной. Титул и генеральские эполеты – это самое малое, что вас ждет.

– Благодарю, ваша светлость! – поклонился полковник.

– Ступайте! Я, немедля, отдам нужные распоряжения.

После того, как Маре вышел, Даву звонком вызвал адъютанта и продиктовал ему приказ. Подписав бумагу, он отослал офицера. Оставшись в одиночестве, взял в руки таинственную дощечку, которую, как и ассигнаты, перед приходом адъютанта прикрыл листом бумаги. Повертев в руках неведомый прибор, маршал обнаружил сбоку два выступа – один совсем маленький, другой подлиннее. Нажал на них поочередно. На стекле внезапно появилось изображение палочки, низ которой был красным, и какая-то надпись. Затем все мигнуло и исчезло. Даву осторожно положил прибор на стол. «И как Маре с ним разобрался? – подумал с удивлением. – Хотя с него станется. Учился в университете, водил дружбу с химиками. Умен, решителен. Много добьется, если привезет этого посланца. Или погибнет. В последнем случае хорошо бы вместе с гостем из будущего. Тогда я останусь единственным, кто знает о судьбе этой кампании и лично императора. Такое знание не имеет цены».

Он достал из ящика стола небольшую шкатулку, сложил в нее вещи из будущего и спрятал. Ранец с курткой, который Маре оставил у стола, сунул в шкаф. Не нужно, чтобы кто-либо видел, даже слуги…

* * *

Едем… Вернее, тащимся по проселку с крейсерской скоростью пять верст в час, возможно, больше. Егеря идут бодро и ходко. А что? Все сыты и здоровы, не считая раненых, да и те поправляются день ото дня – даже удивительно. Антибиотиков нет, поддерживающего лечения, считай, тоже, но раны у егерей затягиваются быстро. Интересно, почему? Подумав, я пришел к выводу, что дело в высоком иммунитете этих людей и их отношении к ранам. Для начала они сумели выжить в крестьянских семьях, где большинство детей умирают в младенчестве. Природа сделала естественный отбор. Затем солдат закалила тяжелая служба. Раны у них считаются делом обычным, и не вызывают паники, как у людей моего времени. Дескать, заживет. Настрой на выздоровление – великое дело, это вам любой врач скажет. А тут еще я нарисовался, промыл и продезинфицировал раны, избавив организм от необходимости тратить силы на борьбу с инфекцией, вот и пошло заживление. Другого объяснения у меня нет. В Европах народ более нежный, разбалован цивилизацией, потому небоевые потери в «Grande Armée» высоки. А еще с гигиеной у французов плохо – грязнули еще те. Сказывается и питание. У одного иностранного историка прочел забавный пассаж. Французы, находя брошенный русской армией бивуак, с завистью смотрели на кучи экскрементов, оставленных солдатами. Они были свидетельством того, что русские едят хорошо и не страдают поносом в отличие от французов. Вот такая неаппетитная примета времени.

Но вернемся к реальности. После моей маленькой войны с гусарами Спешнев приказал выставить караулы и остаться на поляне – опасался, что поблизости бродят другие вестфальцы. Для пехоты столкнуться с кавалерией на марше – гарантированная смерть. Ружья против пик и сабель не пляшут. Единственный шанс отбиться – встать в каре, но для него у нас слишком мало людей – всего 53 человека, включая фурлейтов и каптенармуса, которым даже ружей не положено. Такую кучку пехотинцев эскадрон растерзает на раз-два, это мне Синицын подтвердил. «Солдатушек для каре у нас мало», – сказал, вздохнув. Знающий человек. А чему удивляться? Фельдфебелями в этом времени назначают самых грамотных и толковых из унтер-офицеров. Одной из их обязанностей является подача регулярных рапортов о положении дел в роте. Вы когда-нибудь писали рапорт? Попытайтесь и поймете: фельдфебель в этом времени – человек образованный. Потапыч, как я его зову про себя, из солдатских детей. Не слыхали о таких? А они есть. Солдатам разрешено иметь семьи, их сыновей записывают в военную службу сразу после рождения. Они учатся в полковых школах и идут по стопам отцов, формируя унтер-офицерский состав армии. Хотя большинство тех из рекрутов и половина – неграмотны. Зато храбрые – это главное условие повышения в чине[30].

Нечаянный отдых егеря провели с пользой. Помылись, почистились, привели в порядок порванные мундиры и запросившие каши сапоги. Заодно приодели попаданца. Я получил новое белье, такие же панталоны и колпак с кисточкой, именуемый фуражной шапкой[31]. Ходить с непокрытой головой здесь не принято. Только я шапку пока не ношу: отговорился тем, что натирает рану на голове.

Еще мне досталась пара гусарских сапог – почти новых. С обувью у «Grande Armée» плохо, но это у пехотинцев. Их сапоги рассчитаны на тысячу километров пешего марша, однако столько не выдерживают. Всадники передвигаются верхом, потому сапоги не истоптаны. Голенища у них короткие, до середины голени, и прихотливо обрезаны. Хотя их все равно не видно из-под панталон – в пехоте их носят навыпуск. Только офицеры – внутрь, но у них не панталоны, а рейтузы, специально шитые под сапоги. Каптенармус выдал мне кусок полотна, который я разорвал на портянки. Здесь их называют «онучки». Чулки носят только офицеры, да и то не все. Ничего лучше портянок для сапог в мире не придумали, это вам любой, кто их носил, скажет. Я, правда, сапоги в армии не застал – ходил в берцах, но портянки мотать умею – дед научил.