Штамм «Ратоньера» - [22]

— Я тоже читал какую-то ерунду в этом роде, фигня, не верю я в эти теории мирового заговора.

— Тихо, — попросила Лиза. — Открылась страница про «Саранчу». Международная террористическая экстремистская организация… полное название взято из Откровений Иоанна Богослова, первые зарегистрированные террористические акты произошли в марте 2019 года, мощная пропагандистская структура… лидеры неизвестны…

— Это всем известно, Лизавета, не читай, Википедия — зло. Так, товарищи, я сильно подозреваю, что до Москвы мы засветло не доберемся и ночевать придется в машине.

Вечером погода испортилась. Небо заволокли тучи, дождя, к счастью, не было. Дорога на подступах к столице была несравненно лучше, асфальт ровной поверхностью стелился под колеса. Лиза задремала, несмотря на то, что полдня проколотилась в страшном нервном напряжении и была уверена, что не заснет. Кирилл тоже устал после нескольких часов за рулем и попросил его подменить, но вместо того, чтобы отдыхать, он искал что-то в Интернете.

Машины попадались чаще, изредка их автомобиль обгоняли груженые фуры. Сумерки сгущались все больше, автомобили, деревья, попадавшиеся на пути постройки или дорожные знаки казались неясными тенями, машина то ли ехала, то ли скользила в пустоту в тумане, фары выхватывали из придорожной темени совсем небольшие кусочки пространства, как и та карта давала минимум информации… Нужно было отогнать все мысли и сосредоточиться на дороге. Доедем, потом… Что потом? Хуже всего, если и впрямь ничего, для Лизы это будет страшным ударом.

В тени окружавших шоссе сосен мелькнул человеческий силуэт. Издали, на мгновение, в темноте, неожиданно четко обрисовались зеленая рубаха, слишком просторная для костистого худого тела, башмаки с загнутыми носами, шапочка с пером, из-под которой свисали бесцветные прямые пряди, скрывая лицо. Время словно замедлилось, фигура повернулась в свете фар — белая высохшая кожа плотно обтягивала череп с зияющими провалами глазниц, длинные черные волосы спадали на такой же черный балахон, зубы оскалились в нестираемой улыбке… Максим опомнился от того, что приятель пихнул его в бок:

— Ты совсем, что ли? За рулем дремать? Тут рядом вот-вот заправка должна показаться, там же, наверное, и остановимся на ночевку.

Дождь накрапывал потихоньку из низко надвинувшихся грязно-серых туч, которые словно весь мир выкрасили в такой же серый цвет. Даже распускающиеся листики на деревьях будто сжались обратно в почки, голые ветви хлестал ветер, трава не высовывалась из придорожной грязи. Череда машин, выстроившихся в два ряда перед блокпостом, казалась бесконечной.

Кирилл выглянул из автомобиля, присвистнул, окликнул водителя ближайшей машины, спросил, сколько тот уже стоит, и получил малоутешительный ответ: «Не знаю, я тут только три часа». Все же они втроем вышли — немного размяться, вдохнуть свежего воздуха. Дождь, казавшийся слабым, немедленно намочил волосы, одежду, сырость забралась под воротник. Некоторые автомобили, видимо, не выдержав долгой очереди, медленно отъезжали прочь. Кирилл наклонился к одной из них. Водитель, лысый седобородый дяденька, оказался обладателем пронзительного голоса, так что Максим с Лизой слышали весь разговор, даже не подходя слишком близко.

— Проверки, проверки, необходимо разрешение на въезд. У вас нет? Ой, и вы не попадете, тут человек стоял напрасно, у него в столице пожилая сестра, нужно документальное подтверждение, а его трудно добыть, родне нужно оформить кучу бумаг, просто Северную Корею какую-то сделали. Почему? Говорят, в городе беспорядки…

— Слишком много трудоспособного народу в последнее время намылилось в леса, некому уровень жизни поддерживать, — высунулся из другой машины крупный мужчина лет сорока. — Вроде целый завод недавно на работу не вышел, не выпускают никого ни оттуда, ни туда, боятся провоза оружия, или что все поразъедутся, или чего там… А у меня мать. Говорил ей, уедем, давно бы забрал, нет, помру там, где жизнь прожила. Эх… — человек заматерился, не обращаясь ни к кому, и нырнул обратно в салон автомобиля.

— У меня племянник двоюродный в Берлине, — лысый старик хитро прищурил глаза, это должно было означать, что он делится секретом, но голос его децибелов не потерял. — Так он знаете, что писал? Знаете?

— Даже представить не могу, — честно ответил Кирилл.

— Там сейчас снова стену построили, гетто. Возрастное гетто. Кому шестьдесят пять, или кто не может работать, или кто узнал об их махинациях — тех туда. В самом городе только трудоспособные. Помяните мое слово, так сделают и у нас. Непременно, рано или поздно, мы к этому придем. Люди — звери. Понимаете, возвращаются концлагеря.

— Да ну? — удивился Кирилл. — А как же племянник вам сообщил об этом так свободно?

Говорливый собеседник замер с открытым ртом, не соображая, что сказать, Кирилл, не дожидаясь ответа, вернулся к собственной машине.

— Слышали? — спросил он мрачно. — Теперь я и сам вижу, что Москва это Бах. Туда не попадешь, а то и в самом деле начнут туда нестарых людей свозить на работу.

— Ты что, поверил этому лысому? — спросила Лиза. — Ну, про гетто в Берлине?