Шпион в шампанском. Превратности судьбы израильского Джеймса Бонда - [47]

— И вам не важно, правда это или нет?

— Это правда, но это даже не имеет значения. Этот документ нужен только для меня, никто больше его не увидит. Подпишете?

— Я сделаю вот что: уступая вашему давлению, я напишу, что мне было приказано отправить несколько писем с угрозами, но я не знал, что некоторые из них содержали еще и взрывные устройства.

— Отлично. Делайте так, как хотите. Знали, не знали — какая разница? Главное — вы признаете, что отправляли их. Знаете, вы очень смешите меня разговорами о «давлении». Вы просто не знаете, что такое настоящее давление и каким оно может быть. Три минуты с Абдель Хакимом и его раскаленным железом — и вы будете умолять меня разрешить вам подписать все, что нам угодно. Вам просто повезло, господин Лотц, что я так хорошо к вам отношусь. А теперь подписывайте. Это простая формальность для моего досье. Даю вам слово, что прокурор об этом не узнает…

Через полчаса я снова был в кабинете Самира Нага. Он встретил меня улыбкой.

— Входите, входите, господин Лотц. Мы можем продолжить наш разговор с того места, где мы остановились. Но сначала я закажу вам кофе. Вы выглядите усталым. Отдохните. А потом вы расскажите мне о взрывных устройствах, которые вы отправляли немецким специалистам.

Допрос продолжался тридцать три дня. После того как было принято решение провести открытый судебный процесс, условия нашего содержания заметно улучшились. Меня перевели в тюрьму Канатер. Через три дня начальник охраны Мохаммед Баттал сообщил, что в кабинете директора меня ждут мои адвокаты. О своих адвокатах я слышал впервые.

Начальник тюрьмы генерал Хороллос представил мне двух мужчин. Один из них — египтянин по имени Али Мансур — сообщил, что имеет большую юридическую практику, которая включает защиту интересов немецкого консульства в Каире, и что он назначен моим адвокатом. Улыбаясь, кланяясь и почесываясь, он рассказал, что является одним из лучших египетских адвокатов, что он мой друг, и я могу доверить все свои проблемы в его надежные руки.

Другой был средних лет немцем, высоким, худым и лысеющим. Он в типичной манере немецкого офицера щелкнул каблуками, поклонился подбородком и сухим тоном штабиста представился как Ганс Петер Краль-Урбан. Он сообщил, что его наняли мои бывшие армейские сослуживцы. Согласно традициям германской армии, объяснил он, мои товарищи не оставят меня в беде, что бы ни случилось, и уже собрали достаточную сумму денег для удовлетворения моих нужд.

Поскольку в реальной жизни я никогда не служил в германской армии, я сразу понял, кто прислал ко мне этого адвоката.

Через несколько минут в комнату ввели Вальтрауд. Я сделал ей знак глазами, который она верно поняла, села рядом с египетским адвокатом и заняла его разговором. Я расположился в другом углу с Кралем-Урбаном, который своим прежним штабным тоном стал расспрашивать меня об условиях содержания в тюрьме и, незаметно понизив голос, передал мне привет от одного из моих руководителей.

Краль-Урбан объяснил, что, как немецкий адвокат, он не имеет права вести дела в египетском суде и может выступать только в роли наблюдателя и советника Али Мансура. Я с радостью согласился, чтобы он заботился о моих интересах хотя бы в таком качестве.

Высокий суд

Наш судебный процесс проходил с 27 июля по 21 августа 1965 года. Как прокурор, Самир Наг принял максимально возможные меры безопасности. В наших ежедневных поездках из тюрьмы Канатер в суд и обратно нас сопровождали пятнадцать офицеров и восемьдесят вооруженных до зубов полицейских. На подходах к зданию суда были установлены полицейские баррикады, а на крышах соседних домов пулеметы. Само здание было оцеплено несколькими сотнями полицейских, вооруженных винтовками с примкнутыми штыками. Всей этой операцией руководил бригадный генерал. В этом проявлялось типичное египетское усердие не по разуму.

Первое заседание суда продолжалось всего десять минут и имело своей целью отложить рассмотрение дела на месяц. Зал заседаний был настолько уставлен телевизионной аппаратурой, что скорее походил на киностудию. Председатель суда Хасан эль-Бадави постоянно напоминал тележурналистам, что они должны проявлять сдержанность, но, как только судебное заседание было открыто, на всех обрушился световой водопад софитов и вспышек.

Мне было предъявлено обвинение по десяти пунктам, каждый из которых означал смертную казнь:

1. Заговор с целью совершения шпионажа в интересах иностранной державы.

2. Неоднократное совершение актов шпионажа в интересах иностранной державы.

3. Заговор с целью подрыва безопасности Объединенной Арабской Республики и ее вооруженных сил.

4. Неоднократное совершение актов, направленных на подрыв безопасности Объединенной Арабской Республики и ее вооруженных сил.

5. Совершение противозаконных действий по приказу и в интересах страны, с которой Объединенная Арабская Республика находится в состоянии войны.

6. Незаконное хранение взрывчатых веществ.

7. Направление писем с угрозами в адрес иностранных граждан, находящихся на службе правительства Объединенной Арабской Республики.

8. Направление писем, содержащих взрывчатые вещества, в адрес иностранных граждан, находящихся на службе правительства Объединенной Арабской Республики.