Шпион под подозрением. Спасские ворота - [2]

В тонкой, обтягивающей грудь кофточке Ирина выделялась на фоне других женщин, как нарочно нарядившихся на танцы в мешковатые дорогие платья. Сбившись в углу зала угрюмой группой, комсомольские функционеры придирчиво оценивали «товар». Товар был неважный: школьницы-малолетки и потасканные шлюхи с осыпающейся штукатуркой на лицах и неровными зубами, испачканными губной помадой.

Все мужчины, как один, заметили стройную брюнетку с мальчишеской челкой и волнующим взглядом. Согласно партийному старшинству право попытать счастье первым принадлежало Калягину.

Целый час Ирина танцевала только с ним, тесно прижимаясь всем телом и ласково ероша пальцами его короткую стрижку на затылке. Когда она собралась уходить, Дмитрий потянулся следом, как на веревочке. Теперь полагалось ослабить поводок, а затем, в нужный момент, подсечь.

— Что происходит? — спросил Дмитрий. — Что там затеяли эти ублюдки?.. Надо что-то делать, — произнес он сакраментальную русскую фразу. Когда происходит нечто непонятное, обязательно надо что-то делать.

Ира попыталась улыбнуться ему.

— Сейчас они будут здесь. Милиция. Проверят нас и, наверное, отпустят.

Каждые два дня она меняла квартиру, переезжая то в центр, то снова в пригород. Худенькая брюнетка в линялых джинсах и майке, все свое имущество она возила с собой в небольшой сумке. Ее нельзя было назвать красавицей: кукольное личико портили слишком крупный нос и широкий рот, но была в ней «изюминка», не оставлявшая мужчин равнодушными. Об этом Ирине говорили многие.

— Когда заарканишь его, — инструктировал Анатоль, — напросись в гости и останься на ночь. Затрахай его хорошенько, и пусть себе спит спокойно. Остальное — наше дело.

Ах, милый Анатоль, он всегда говорил только самую суть…

В коридоре послышались шаги, и в ту же секунду дали свет.

— Товарищ Калягин, откройте!

В комнату вошли двое в милицейской форме и сапогах, по виду обычные постовые. Впрочем, все они всегда выглядели одинаково. За их спинами маячила фигура коменданта общежития. Привстав на цыпочки, он пытался заглянуть в комнату.

— Калягин Дмитрий Иванович? — спросил старший из милиционеров.

— Да, это я. Проходите, пожалуйста.

Милиционеры перешагнули через порог, захлопнув дверь перед носом коменданта. Окинув быстрым взглядом комнату, старший сказал:

— Вы, конечно, слышали шум?

— Да, а что случилось? — спросил Калягин.

— Органы разбираются. К счастью, никто не пострадал. Утром вас информируют о подробностях.

«Черта с два информируют, — зло подумала Ирина. — Они в жизни не осмелятся признать террористический акт».

— А вы кто будете? — обратился к ней старший из милиционеров, доставая из кармана записную книжку. Ира уже знала, что за этим последует. — Ваши документы.

Она протянула ему свой паспорт.

— Так значит вы из Риги?

Она кивнула. Милиционер покосился на смятую постель и перевел взгляд на распахнутое окно.

— Может, вы заметили что-нибудь подозрительное на улице? — спросил он Ирину и, не дожидаясь ответа, в упор посмотрел на Калягина. — А вы?

— Нет, ничего особенного.

— Вы провели здесь весь вечер?

— Нет, мы вернулись уже в первом часу, — поспешно сообщил Дмитрий. — Точнее, в самом начале первого.

Начальник вернул паспорт Ирине, и милиционеры, козырнув, вышли.

Когда дверь за ними закрылась, Ира повернулась к Дмитрию и сказала:

— Присядь, нам надо поговорить.

Было странно наблюдать, как Дмитрий отнесся к ее словам. Удивляясь своему спокойствию, Ирина сухо поведала ему, что она дочь репрессированного еврея-отказника, что живет она по поддельным документам, что это ее друзья подложили бомбу в подъезд общежития.

Говорила она не больше трех минут, а в конце напомнила, что их имена занесены в милицейский протокол. Достаточно одного телефонного звонка из уличного автомата, за две копейки, чтобы его карьера пошла прахом. Партия не простит ему общения с диссиденткой и террористкой. А теперь, пусть он попробует донести на нее. Ну же, подонок, беги за милицией, еще не поздно!..

Но Дмитрий не пошевелился. Он сидел молча, опустив голову, словно большой ребенок, у которого отняли любимую игрушку.

Затем, когда она оделась и собралась уходить, Калягин заговорил. Говорил он очень тихо, шепотом, но она слышала каждое его слово. Он дал клятву. Она тоже поклялась, только молча, про себя. Уже наступило утро четверга.

С этого дня и до конца жизни ни он, ни она не забывали своих обещаний.

Внизу в подъезде под ногами скрипело битое стекло, пол был засыпан штукатуркой, а стены и потолок почернели от копоти. Ничего страшного, просто небольшой фейерверк. «Коммунисты любят устраивать салюты», — вспомнились слова Анатоля.

На улице группами стояли милиционеры. У тротуара приткнулась пожарная машина. Вопреки ожиданиям, никто Ирину не остановил, даже, похоже, не обратил внимания. Быстрым шагом она пересекла площадь, завернула за угол и направилась к вокзалу.

4 декабря 1990, Англия, тюрьма Паркхерст на острове Уайт

Заключенный Джеймс Долинг, отбывающий срок за государственную измену, получал свою почту в соответствии с тюремными правилами — во вскрытом конверте со штампом тюремной канцелярии и синими карандашными закорючками цензора на страницах письма.