Шпага для библиотекаря. Книга 1 - [72]

Чтобы не застрять безнадёжно в этих «пробках», Ростовцев выслал вперёд вахмистра с полудюжиной гусар, и те, где уговорами, а где и плетьми и ножнами сабель, прокладывали сумцам дорогу. В ответ доносились ядовитые реплики, матерная ругань, но больше горькие упрёки: «Эх вы, аники-воины, отдаёте Первопрестольную на погибель?..» «Куды ж бегёте, ироды, креста на вас нет!..» «А нам-то теперь што, под хранцузов?..» Гусары скрипели зубами от обиды и отворачивались – отвечать было нечего.

Я ехал рядом с Ростовцевым. Поручик был мрачнее тучи, и я, чтобы как-то его отвлечь, принялся расспрашивать о семье – всё ли в порядке с сестрой и родителями, как он сумели выбраться из Москвы и добрались ли до имения под Калугой? Поручик охотно поддержал разговор – видно было, что творящееся вокруг уже встало ему поперёк горла. Выяснилось, что семейство Ростовцевых отбыло из города ещё позавчера днём, о чём оповестили сына письмом, переданным через знакомого адъютанта Дохтурова. Старый граф страдает очередным приступом ишиаса, отчего принуждён ехать лёжа в оборудованном дормезе, и на чём свет стоит, клянёт французов, Буонапартия, светлейшего князя, московского градоначальника и генерал-губернатора графа Растопчина и даже самого императора Александра: почему позволил отдать Москву супостату? Когда я спросил, с ними ли сейчас Матильда – поручик глянул на меня виновато и принялся рассказывать. Да, с болгаркой всё в порядке, она следует с обозом Ростовцевых и по-прежнему ухаживает за Вревским, которого решено было не сдавать в госпиталь, а забрать с собой. Матушка поручика в приписке к письму сетует, что девушка не отходит от барона ни на шаг и, кажется, всерьёз им увлеклась. Она даже хотела с ней переговорить, объяснить, что для Вревского с его шатким положением иностранца, недавно только поступившего на русскую службу, она может стать в лучшем случае, содержанкой. Но – отложила тягостный разговор до лучших времён, когда они окажутся в имении, подальше от всех этих ужасов и неустроенностей жизни.

Рассказывая мне об этом, Ростовцев старательно прятал глаза. Я сдерживал улыбку – возможно, будь я, и в самом деле, тем, кем кажусь, то есть двадцатилетним, полным тестостерона и комплексов оболтусом – подобное известие могло бы повергнуть меня в отчаяние. Но прошедших лет, коих набралось немало, из жизни не вычеркнуть – мне пришлось пережить немало расставаний, да и финал наших с Мати отношений, состоявшийся за два месяца до защиты диплома, я отнюдь не забыл. Так что пусть уж стоит свою жизнь, как заблагорассудится, и остаётся только пожелать, чтобы шишки, которые она уже готова набить, оказались бы не слишком болезненны, и не надломили её, и без того, не слишком-то стойкую натуру.

– …давеча я имел беседу с добрым своим знакомцем – лейб-гусар, состоит адъютантом при штабе генерала Дохтурова. Так он уверяет, что насчёт сумцев у начальства планы, и как раз в духе наших с вами недавних приключений…

Задумавшись о Мати, я не заметил, как мой собеседник сменил тему.

– Вот как, господин поручик? И что же за планы такие?..

– Что за вздор, Никита Витальич, – поморщился Ростовцев. – Не раз же говорено: вы с вашим другом хоть и записаны у нас вольноопределяющимися, как студенты недворянского происхождения, а всё ж прочим не чета. Не нам перед вами, потомками, званиями и титулами похваляться – так что давайте уж, когда нижних чинов рядом нет, будем по-простому.

– Ладно, тёзка, убедил… – усмехнулся я. – Обойдёмся без чинов. Так что там твой адъютант на хвосте принёс?

– В штабе ходит слух, что сумцев собираются передать под начало капитана Сеславина. – принялся рассказывать Ростовцев. – Я с ним знаком по службе при штабе Барклая де Толли, он тогда исполнял обязанности по квартермейстерской части. Боевой офицер, был при Островною, Смоленском, Ватутиной горой. При Шевардине ранен, но остался в строю, а за Бородино представлен к Георгию четвёртой степени. Говорят, светлейший князь собирается окружить наполеоновскую армию Бонапарта кольцом летучих отрядов, по типу того, что создал ахтырский полковник Давыдов – и Сеславину предложено возглавить один из них. А раз сумцы в нашем с вами, Никита Витальич, лице, имеют некоторый опыт вылазок в неприятельские тылы – так нас и сам Бог велел определить в такой отряд.

Я согласно кивнул. Поручик явно воодушевлён перспективой подобной лихой жизни – захваты фуражирских партий, истребление мародёров, наблюдение за передвижениями крупных соединений неприятельской армии… Говорить о том, что сумцев и в нашей истории приписали к партизанскому отряду Сеславина, и я напросился к ним в расчёте именно на такое развитие событий, я не стал – зачем?

Насколько я помнил из истории войны двенадцатого года, Кутузов чётко организовал действия армейских партизан, отведя каждому из отрядов определённый район: Денису Давыдову было предписано действовать между Можайском и Вязьмой, Дорохову – в районе Верея – Гжатск, Ефремову – на Рязанской дороге, Кудашеву – на Тульской, а вот отряду Сеславина вместе с будущим декабристом Фонвизиным было предписано действовать между Смоленским и Калужским трактами. Опираясь на базу в ростовцевском имении и ДК, да с бобрищевскими мужичками, из которых Антип на пару с урядником успеет сколотить вполне боеспособный отряд, – можно делать большие дела. А если вспомнить ещё и дядю Васю с его «бронепердунком» и пиротехническими экспериментами…