Схождение во ад - [4]
О, они прекрасно понимали о чем идет речь, — два черных мага, но понимали каждый по-разному… Ему, Краузе, тайному мистическому советнику вождя, было превосходно известно, что пути сообщения с существами иных планов во власти патрона, но инфернальные иерархии разнятся в своих возможностях, а помочь фюреру ныне в состоянии лишь кто-то весьма могущественный…
Поможет ли? Вряд ли. Но вдруг? Это «вдруг» Краузе устраивало. Однако реальным представляется иной, не лучший исход… Договор — шаг отчаяния. С другой стороны — это тот же деловой контракт. Услуга, оказываемая за определенную плату. А ее, плату, адские легионы потребуют непременно. И наперед. Платой же, как правило, является жертва. Фюрер утверждает, что потери никогда не бывают слишком большими, ибо сеют семена будущего величия. Так, по крайней мере, он заявил маршалу фон Ратенау. А значит, жертвам не будет числа. Уже сейчас предписывается уничтожать свои города, фабрики, мосты, уже сейчас истребляются люди, причем, даже близкие фюреру люди, и кто знает, не войдет ли в их число штандартенфюрер Фридрих Краузе? Но дело даже не в этом. Как маг, фюрер естественно знает, что, прежде чем реализовать идею в физическом плане, для нее надо создать вполне определенную почву, а почвы уже нет, и теперь его способно выручить только чудо, а зачем творить чудо Сатане? А потому исход будет таким: ад, конечно, возьмет плату, но взамен не сделает ничего.
Он уже неперспективен для ада в нынешней своей инкарнации, Адольф Гитлер, он — отработанный материал, что не состоялся ни в политике, ни в воинской стратегии и тактике, ни, наконец, в том, что составляло стержень его как личности — в мистике.
К физическому бессмертию он не стремился, полагая, что будущее его предназначение — стать духом-хранителем нации и империи, им созданной, однако он ошибался и в этом, ибо там, за гранью земного, его устремления и желания — ничто, там иные властители и законы, в том числе — необоримый закон кармы…
Нельзя отрицать, что фюрер — способный маг, но сгубило его то, что слишком уж часто полагался он исключительно на интуицию, порою напрочь пренебрегая элементарной осторожностью, особенно — в работе с тонкими материями, а ведь небрежный или попросту неумелый контакт с ними разрушает оператора, да и разрушил в итоге фюрера вегетарианца, не выносящего ни алкоголя, ни табака; превратил в развалину… Он пытался вести адскую машину, даже в общем не представляя ее устройства.
«Безграмотный сатанист и непросвященный христианин… — мелькнуло у Краузе. — В чем-то они похожи, но первому куда как хуже… Темная крестьянка в провинциальном костеле, истово молящаяся Христу, но ничего о Христе да и о Библии, в общем-то, не знающая, тем не менее, упоена и счастлива этой своей верой — безотчетно-слепой, вложенной в нее еще дедами, тоже молящимися скорее на основе какого-то неосознанного инстинкта, диктующего необходимость подобного действа. А почему? А потому, что этот инстинкт раба, столь ненавистный ему, Краузе, приведет крестьянку в рай, а вернее — в верхние миры, ведь главное там, с их точки зрения — чистота души и помыслов, а не утонченное теологическое образование… Надо и еще отдать должное общению с Богом и Светом: такое общение оператора не разрушает…»
— Роланд, — внезапно спросил Краузе водителя, — слышишь меня?
— Да, штандартенфюрер…
— У меня вопрос.
— Да-да…
— Ты знаешь, почему Христа называют Спасителем?
— Своей смертью… он как бы спас человечество…
— И все?
— Вроде бы…
— Спас от чего?
— Ну, сформулировал заповеди, кажется. Я вообще-то не поп, штандартенфюрер.
Краузе хохотнул.
— И тебе даже неинтересно, Роланд?
— Мне? Почему? Вы всегда рассказываете удивительные вещи, почище, чем в любых университетах!
— Тогда слушай. Миссия Христа очень конкретна. Как при жизни его, так и после смерти. После смерти он сошел в ад.
— Как?..
— Ну так. Довольно банальный факт. Он сошел в ад, чтобы дать томящимся там грешникам возможность выхода в высшие миры. Миры просветления и гармонии. До его сошествия они данной возможности были лишены. Он как бы прорубил окна…
— Хм, — откликнулся водитель неопределенно.
А Краузе подумал:
«Вряд ли я стал бы просвещать тебя в этаком плане, дружок, если бы все шло к победе, а не к поражению… Ведь фюрер мыслил поместить на всех церквях, соборах и часовнях вместо крестов — свастику, на алтари возложить „Майн Кампф“, слева от них — шпаги; ну а священников заменить офицерами СС. Вначале фюрер, конечно, заигрывал с попами, вынуждала ситуация, ну а после отбросил дипломатию напрочь… Как он сказал в сорок третьем? „Вы думаете, Ватикан смущает меня? Этот сброд… Да я пойду прямо на Ватикан!“ И насчет протестантов неплохо сказал: мол, кто они такие? незначительные людишки, покорные как собаки; потеющие от смущения, когда вы разговариваете с ними…»
Краузе вновь взглянул на шофера.
Этот паренек возил его уже около года. Шарфюрер. Исполнительный, аккуратный и безотказный. Механический человечек. Водитель, адъютант и секретарь в одном лице.
Порою Краузе позволял себе пофилософствовать вслух, порассуждать о текущих событиях, неизменно и даже настороженно ощущая пусть молчаливое, однако обостреннотщательное восприятие всего им произносимого. Этот Роланд был непростой штучкой и наверняка анализировал его слова, превращая их
