Шолбан. Чулеш - [5]

— Сегодня похитим Шолбан. В Акпашевском улусе никого нет, остались дети да старики.

Пять человек поехали на лодке, а остальные пошли пешком.

К улусу, где живет Шолбан, подъезжали на лодках уже в полночь. Луны не было. Я разыскал среди звезд самую яркую — Шолбан и, глядя на нее, думал: «Ты — как эта звезда, ярче всех. Но ты попадешь в руки зверя, хорошая моя».

Мы шли по темному плесу. Выше по течению, у быстрины тянулся белый туман. К берегам здесь прибило пену и, казалось, что это крахали* (*Крахаль — водоплавающая птица из семейства уток) сидят у воды. Над нами с шумом проносились летучие мыши. Иногда из воды выскакивали ельцы, а за ними падали, как огромные камни, таймени.

Тоспан сердито, вполголоса, распоряжался:

— Шесты возьмите с другого конца. Услышат в улусе, невесту спрячут.

Над юртами летели искры, темными столбами поднимался дым. Был слышен смех детей, изредка — скрип дверей.

Мы остановились ниже улуса, причалили лодки и поднялись на яр. Здесь, в лесу, Тоспан решил подождать своих людей, шедших пешком.

Тоспан, Алексей и Николай легли под кедрами.

Астанчи пошел в лес. Я отправился вслед за ним. Астанчи тихо напевал песню. Я слушал ее и думал о Шолбан. Теперь силы у Тоспана хватит. Он увезет Шолбан, быть ей, против воли, женой Тоспана.

Астанчи пел:

Когда тальник желтеет —

Об этом болото знает,

Я угрюм и печален —

Об этом только я знаю.

Речка, текущая с горы,

Извивается, говорят.

Человек, растущий сиротой,

Печален всегда, говорят.

Я прервал песню Астанчи:

— Правда ли, что Шолбан просватана?

— Нет. Ее отца, Акпаша, заставили силой выпить. Я сам это видел.

— Расскажи.

Астанчи повернул ко мне лицо, кивнул как бы в знак согласия головой и стал тихо рассказывать:

—- Это было зимой. Мы с Толтак-баем во время одной поездки остановились ночевать у одного торговца. На второй день утром я пошел во двор кормить лошадей. Было морозно, серебряный иней покрыл деревья. Чирки, как новые сапоги, скрипели. И лошади ходили по двору, так же как в новых сапогах. В это время по берегу шел Акпаш. Торговец выбежал на улицу и крикнул: «Мой, Акпаш, хороший мой, иди сюда, пироги будем кушать, вино пить, блины будем

кушать». Акпаш поблагодарил, но отказался зайти в дом. Торговец привел его силой. Когда я вернулся со двора, то Акпаш уже сидел за столом пьяный, едва ворочая языком. Он говорил: «Насильно дочь не отдам». А торговец ему возражал: «Выпил, нечего теперь отговариваться. В моем доме не было и не будет обмана. Это тебе не торговля. Это человек. Вот и свидетели есть».

Астанчи замолчал и глубоко вздохнул.

Астанчи любил Шолбан. И я это понял только в лесу.

Бедный Астанчи, выросший без отца и без матери, с восьми лет живущий в людях, — он был рабом, он не знал никогда ласки. Он полюбил хорошую девушку. Но между ним и девушкой встал, как непреодолимая колодина, его хозяин — Тоспан. И Астанчи должен был молчать и скрывать свои чувства.

Мы возвратились к Тоспану, Алексею и Николаю. Вскоре пришли вышедшие из улуса пешком. Тоспан отрядил меня, Астанчи, Николая и Кастенчи, чтобы мы, под видом рыбаков, пошли к Акпашу.

Тихо и осторожно крались мы сквозь чащу к юрте Акпаша. Пятидесятилетний Кастенчи, оставивший молодость и силу на пашнях, покосах и пасеках Толтак-бая, тяжело дышал, едва поспевая за нами.

Чуткие собаки все-таки услышали нас и залаяли. Мы торопливо подошли к дверям юрты Акпаша. Кастенчи открыл дверь и вошел первый.

В юрте у шаала пылал костер. Было светло и жарко. В переднем углу, сидя на скамейках, ужинали дети Акпаши. Сам он, белоголовый старик, сидел на низенькой скамейке, утирая подолом холщевой рубашки потную грудь. Пожилая женщина ухаживала за детьми.

Кастенчи снял шапку, остановился у стола, сказал — «здравствуйте» — и подал всем руку. Потом сел на широкую скамейку около стены, достал трубку. Мы сели поближе к дверям, а Николай остался стоять около дверей, как велел ему Тоспан. Акпаш спросил Кастенчи, показывая на нас:

— Куда идут эти люди?

— Рыбы захотели. Надоело одно толокно, а мяса мы не сушили.

— Да, это так, — произнес Акпаш и опять обратился к Кастенчи: — Свежий табак есть?

Женщина, поторапливая детей, поставила на стол чугунный котел, положила деревянную ложку и пригласила нас:

— Садитесь кушать...

Кастенчи сел за стол, мы отказались.

Но Кастенчи не столько ел, сколько посматривал украдкой по углам юрты.

Женщина тревожно сказала Акпашу:

— Я говорила — не пускать. Игра не ушла бы.

Кастенчи вмешался в этот непонятный разговор.

— До сенокоса почему не играть молодым?

— Без Шолбан и день трудно проходит, — заговорил Акпаш. — А Григорий вот с коммунистами ушел.

— Шолбан у дяди? — спросил Кастенчи.

— Вчера уехала.

— До покоса там проживет?

— Нет. Скорей вернется.

— Сын Толтак-бая, слышал я, хотел сватом к тебе ехать.

— Тоспану дочь не отдам.

— Почему богатому не отдать?

— Пусть сама выбирает жениха. Я неволить не хочу.

Кастенчи покачал головой.

— Ты, Акпаш, вино пил у торговца, а сейчас отказываешься. Это нехорошо.

Голос Кастенчи стал повелительным.

— Выпил, надо, значит, выдать дочь замуж, надо выдать.

— Я не за это пил, — возразил Акпаш. — Я не хочу, чтобы дочь ушла из моего дома со слезами.