Шляпколовы. У тебя есть друзья (повести) - [23]

Для выяснения фамилии и домашнего адреса Яшки пришлось посылать запрос в центральную картотеку, указав приметы и те немногие сведения, что были известны работникам Управления милиции со слов Юры. Прошла неделя, прежде чем подполковник Котловский получил толстый пакет с печатями и вскрыл его. В протоколе следствия указывалось, что Яков Черенок (кличка — Волк) был исключен из восьмого класса средней школы за хулиганство. В возрасте семнадцати лет он организовал воровскую шайку из несовершеннолетних, которая совершила свыше тридцати хищений. Шайка специализировалась на ограблении ларьков и продовольственных палаток. В характеристике, выданной Черенку, отбывшему в лагере четыре года и досрочно освобожденному по амнистии, указывалось: «Чрезмерно услужлив, коварен, жесток, совершенно беспринципен, с задатками садизма. Находясь в лагере, пытался издеваться над заключенным и был осужден дополнительно на три года».

Семен Игнатьевич долго рассматривал фотографии Яшки — Волка, откладывал их, закрывал глаза, стараясь представить себе атамана шайки, понять его. На фотографиях у Якова были большие серьезные глаза, но Котловский не видел, как они умеют недобро вспыхивать. На фотографии застыло красивое холеное лицо с чуть горбящимся носом, с четко очерченным ртом, а подполковник не знал, как умеет кривиться этот рот, обнажая хищные зубы, и не слышал, какие слова из него вылетают.

Семен Игнатьевич так и не смог представить себе, какой же Яков, и поступил так, как всегда поступал в подобных случаях — направился к людям, хорошо знавшим Якова, — прежде всего к его матери.

…Еще нестарая женщина, с бледным нездоровым лицом, встретила Семена Игнатьевича с тупым безразличием. Указала взглядом на стул. Это означало — «садитесь».

— Очевидно, вы догадываетесь, почему я пришел? — спросил подполковник.

— Догадываюсь, — ответила женщина. — Но я вам ничем помочь не смогу. Я уже больше трех месяцев не видела сына.

— Вы мать. Вы знаете сына лучше других и можете вместе с нами сделать все для его исправления или для его изоляции.

Женщина удивленно взглянула на Котловского:

— Вы предлагаете это мне, матери?

— Да, вам. Потому, что вы в первую очередь ответственны за него и за те следы преступления, которые он оставляет на своем пути. Я выражаюсь ясно?

Она кивнула.

— Чем скорее мы изловим его, тем меньше он успеет натворить. Меньше будет жертв и легче мера наказания… для него. — Последние слова подполковник выделил. — Но для этого мы должны знать многое о его привычках, поведении, о его друзьях.

— Спрашивайте, — устало сказала женщина.

— Когда впервые в поведении вашего сына обнаружились… ненормальности?

Подполковник знал, что наносит удары в открытую рану. Женщина поправила его.

— Вы хотели сказать: «Когда впервые обнаружились преступные наклонности?» В восьмом классе. Он сдружился с плохой компанией, его втянули. А до того был очень хорошим мальчиком. Отличник, общественник. Шалил, как все дети, в меру.

«Мера — понятие растяжимое, особенно материнская мера», — подумал подполковник.

— А потом он был уже запятнан. Это называется «на плохом счету». А он самолюбивый, гордый. Учителя его не любили, директор школы хотел избавиться от него любой ценой. От школы оттолкнули, он и качнулся к темным людям.

— Вы тяжело обвиняете учителей, — заметил Котловский, — и ничего не говорите о себе.

— Я не избегаю ответственности. Конечно, прежде всего виновата я. Не уследила, как его втянули. Он дружил с плохими мальчишками, они отравляли его своими манерами, учили разным гадостям. А после того как его исключили из школы, приличные родители запрещали своим детям водиться с Яшей. Ему некуда податься…

Котловский понял, что здесь ничего не добьется. Эта женщина внушала уважение своим печальным мужеством, но раздражала материнской слепотой. Подполковник представил, как она когда-то вступалась за сына, укрывала его от справедливого наказания, обвиняла учителей. А птенец вырастал в стервятника, достаточно жестокого, чтобы напасть на беззащитного, и достаточно трусливого, чтобы в минуту опасности укрыться под материнское крылышко.

— Вы все время говорите: «Его втянули». А знаете, скольких он втянул?

Женщина спокойно выдержала удар. Она попросила подполковника подождать и принесла из другой комнаты несколько бумажек.

— Вот планы. Они составлены не рукой моего сына, а его товарищами.

На листках, вырванных из тетрадей, были грубо начерчены планы улиц, перекрестков. И везде крестиками обозначены ларьки. Около некоторых — две буквы «б.с.». «Шайка специализировалась на ограблении ларьков и продовольственных палаток», — вспомнил Семен Игнатьевич строки из протокола следствия. Но что значит «б.с.»?

— Если эти планы составлены и не вашим сыном, а его товарищами, то это ничего не доказывает, — сказал Котловский. — Или доказывает только то, что вы и на этот раз хотите выгородить сына и свалить его вину на других. А вы очень помогли бы нам, указав, где он может быть сейчас.

— Не знаю, — ответила мать Якова.

— Не хотите, — сказал Котловский.

— Я мать, — печально проговорила женщина. — Если бы вы были на моем месте, то поступили бы так же.