Шляпа императора - [19]
Рельеф, гигантский, поражающий воображение, изваяли. Правда, тут трудно понять, кто были преступниками, да и имя автора затерялось.
В более близкие к нам времена вклад в решение этого вопроса попытался вложить римский император Август. При его дворе мотался поэт Публий Овидий Назон. Это был безусловно выдающийся поэт, но черт его тянул за язык, и помимо классических сюжетов он изредка задевал злободневные темы. Так однажды возьми и напиши:
— Жестокая мачеха готовит смертельный яд…
И — бац! — умирают сразу все законные наследники Августа. Остается одна бездетная жена императора. Молва утверждает…
Тут, конечно, поднимается шум. Жена кричит: «Я так это не оставлю! Это что за намеки?» Август говорит: «Опять этот поэтишка! Прямой какой-то государственный преступник.
Сошлем-ка его подальше, к диким готам. Посмотрим, сможет ли он там писать свои коварные стихи?»
И грузят поэта на корабль и увозят к чертовой матери на самый край римской земли. И там поэт бродит среди черноморских ковылей и овец, бормочет свои чудесные гекзаметры и умирает.
Гений и злодейство
Однако, тут мы должны признаться, что эксперимент, поставленный императором, тоже не был чистым: какой же Овидий законченный преступник?
Тут нам на помощь приходят почти что наши современники — музыкальные критики, которые жили в одно время с композиторами Моцартом и Сальери.
«Итак, приступим, — решили они. — Ну-с Моцартом все ясно, а вот Сальери: сможет ли он сочинять музыку, если заставить его совершить преступление? Сможет ли он, подлая душа, создавать после этого прекрасные симфонии?»
И они покупают в аптеке яд и подсовывают этот яд Сальери.
— Вы только подумайте, — нашептывают они, — ваш друг Моцарт совсем обнаглел — тридцать вторую симфонию валяет. С пяти лет, гаденыш, сочиняет. Сколько можно? А такие, как вы, в тени. Вот вам пакетик, щепоточку в рюмку — и порядок.
Далее мнения историков расходятся, но, по нашему глубокому убеждению, Сальери, хотя и завидовал Моцарту и писал не в пример хуже, от такого гнусного предложения наотрез отказался.
— Ну надо же! Тема горит, — долго сокрушались музыкальные специалисты. — Прямо хоть обоих трави.
На их счастье, Моцарт простудился и умер.
И вот тогда они не растерялись: быстренько распространили слух — Моцарт отравлен. Кем? Сальери. И сразу же их научная тема приобрела результат и законченную форму: «Гений и злодейство несовместимы».
Между прочим, музыковеды яд в аптеку так и не вернули.
Гений откровенничает со злодеем
50. Гаврила Державин
Под хорошее настроение и начитавшись Дидерота, императрица Екатерина велела привести ей поэта. Томила мысль иметь собственного Лафонтена.
Привели Гаврилу Державина.
— Говорят, ты, сударь, зело в версификациях искусен? — милостиво спросила императрица.
Талантливый шельмец
Гаврила поклонился.
— Ну, почитай, а мы послушаем.
— Дней бык пег, медленна лет арба… — начал было поэт.
Лицо самодержицы потеряло плезир.
— Мой стих трудом громаду лет прорвет, — стал читать Гаврила другое.
— Их кант нихт ферштеен! И это стихи? — прервала его императрица по-немецки. — Придется тебе, голубчик, ехать обратно в свои Петушки.
Поэт понял: карьера трещит по швам.
— Богоподобная царица киргиз-кайсацкая орды… — начал он, заикаясь.
Самодержица расцвела.
— Вот это другое дело! — сказала она. — Граф Панин, определите его ко двору да припишите деревеньку, душ двести.
«Талантлив, шельмец, — подумал граф, затачивая гусиное перо. — Глядишь, и лучшим, талантливейшим поэтом эпохи станет!»
51. Марат и Великая революция
Великая французская революция, как всякая революция, была торжеством разума и нравственности.
Для начала вожди революции решили противопоставить разум католическому мракобесию. Для этого артистку Терезу Обри нарядили в белую хламиду, надели ей на голову красную шапочку, а в руки дали копье.
Под радостные клики народа богиню разума сперва провели под сводами собора Парижской Богоматери, а затем провезли под звуки пушечных салютов в конвент. Там депутаты, стоя, приветствовали небожительницу.
— Ну, вот, богиня ушла, теперь примем несколько очередных решений, — сказали депутаты, рассаживаясь по местам. — Главное — как пополнить казну? Разумно отобрать у церкви имущество. Священников, не подчиняющихся этому решению, обезглавливать. Соборы? Соборы изъять… Сколько будет новых складов, тюрем, конюшен!
В конвент Богиню Разума привел прокурор Шометт. Теперь именно он кинулся исполнять решение конвента.
— И что это он так старается? — усомнились депутаты. — Конфискует, расстреливает. Ишь, сколько власти набрал. Сегодня он священников, а завтра нас…
Недолго думая, они отправили прокурора на гильотину.
Разум торжествовал.
А вот среди столпов нравственности особенно выделялся Друг народа Марат. К нему каждый мог прийти и доложить свое дело.
Девицу Шарлотту Корде Друг народа принял голышом, сидя в ванне.
— Что у тебя за дело? — сурово спросил член конвента.
— Письмо из провинции. Там заговор, — пролепетала девица. Она была не замужем и впервые видела голого мужчину.
— Подойди поближе!
Дрожа всем телом, Шарлота приблизилась.
— Что ты боишься, дурочка? Никогда не видела народного трибуна? — ласково спросил Друг народа.
