Шлимазл - [39]
«Марик! Привет!» — крикнула попутчица встречающему её кавалеру и сразу все сомнения отпали. Не подвел нюх на соотичей, и не подведет он его никогда. Но всё это было раньше, до болезни жены, а теперь ему было не до наблюдений, теперь нужно было позарез отгородиться от окружающих, сосредоточиться, и, как назло, «Шамаханская царица» рядом села.
Познакомились они в ульпане. Уже отзанимались неделю и уже кой-какой запас слов поднакопили на иврите, когда вошла она. Еврейка может быть красивой и не очень, страшной и не совсем, но волосы будут всегда волнисты, густы и блестящи. Пушистые ресницы и хорошие волосы — стопроцентный национальный признак, можно сказать — норма. Но то, что увидели репатрианты на голове у вошедшей восточной красавицы, описанию не поддается. Такого количества густющих, великолепных, с темным медным отливом волос ни одному из присутствующих видеть ещё не приходилось.
«Шамаханская царица», — подумали одни про юную богиню.
«Шехерезада», — подумали другие, и все оказались не так уж далеки от истины.
— Откуда ты? — спросили на перемене.
— Из Ирана.
Ага, из Персии значит.
— А как тебя зовут?
— Шаганэ!
И все окружили персиянку, и один декламировал: «Шаганэ ты моя, Шаганэ, потому что я с Севера, что ли…», а другой: «Ты сказала, что Саади целовал лишь только в грудь…», а третий: «Улеглась моя былая рана…», а новенькая не могла понять причину такого внимания к своей персоне, на упоминание фамилии поэта не реагировала, и видно было, что слышит её впервые. Ей пытались объяснить замечательность её имени для россиянина: всё безрезультатно — не хватало слов. Так и не удалось тогда поведать персиянке, что значит для русского уха имя Шаганэ, но не было в классе ни одного, кто не читал бы есенинские «Персидские мотивы».
«А вот интересно, — спрашивал себя тогда Борис, — появись девушка с таким именем на собрании членов юдофобского общества „Память“ или посети она антисемитское сборище коротко стриженных молодых людей с эмблемами, похожими на печально известную свастику на нарукавных повязках под командованием господина Баркашова, вызвало бы её появление столь же однозначную реакцию? У скольких членов из тридцати возникли бы адекватные ассоциации? Надо полагать, что не у многих. И что же тогда получается? А то, что презираемые русскими националистами евреи знают творчество исконно русского поэта несравненно лучше, чем те, кто громче всех кричит: „Бей жидов! Спасай Россию!“»
А персиянка, кроме чисто внешних достоинств, показала ещё и невероятное усердие в изучении иврита, мгновенно догнала и обогнала тех, кто раньше её начал изучать язык. Посадили Шаганэ слева от Бориса. Так и сидели за одной партой. И всё косил любопытным до дамских прелестей глазом на глубокий вырез кофточки, а кто, скажите, не косил бы? И вдыхал теплый, волнующий запах заморских благовоний, и мучился от того, что не может вспомнить, где он уже обонял нечто подобное и ведь вспомнил старый потаскун, что так пахли духи «Черная магия», стоявшие у одной высокопоставленной дамы раскованного поведения на трельяже. Он даже вспомнил надпись малюсенькими буквочками на флаконе о том, что духи эти созданы на основе старинных арабских рецептов с применением розового, лавандового, сандалового и еще бог его знает каких ароматных масел. А ночью смеялась жена: «Пора тебя обратно в Сибирь отправлять для охлаждения пылкости чувств».
И вот она сидит рядом, рассказывает о том, что устроилась работать в израильско-немецкую фирму и ещё что-то об успехах, а он делает вид, что слушает, а сам думает о том, что нигде в мире нет больше такого количества красавиц на душу населения, как в Израиле и в России. Конечно, разный тип. Эти по-восточному яркие, а русские как-то теплее, хотя азиатчины тоже хватает. Кто это сказал: «Поскреби русского, и ты обнаружишь татарина». Классик какой-то. А ведь прав именитый. Триста лет татарские мужчины, лихо орудуя обрезанным по мусульманскому обычаю инструментом, как скульптор резцом, ваяли при вынужденном содействии белокурых рабынь и наложниц совершенно новый тип женщин. И как здорово получилось! Оттого и легкая скуластость, придающая необыкновенную прелесть и редкое очарование лицам русских красавиц.
Вот так размышлял Борис, а Шамаханская царица говорит из-за шума мотора почти на ухо, и он чувствует её свежее дыхание на своей щеке. Теперь, имея необходимый запас слов, можно поболтать, и пофлиртовать, и наговорить кучу комплиментов, и посредством легких, тщательно продуманных и дозированных фривольностей прозондировать степень её предрасположенности к адюльтеру, тонко чувствуя грань дозволенного, за которую переходить ни в коем случае нельзя, и шутить, и острить, и впасть в кураж от непосредственной близости столь обольстительной особы, и вдыхать запах её волос, и коснуться как бы нечаянно её плеча, и ощутить теплоту её бедра, тоже как будто бы нечаянно коснувшись его своим коленом, и, выйдя на конечной остановке по интенсивности её рукопожатия удовлетворить свое мужское самолюбие, осознав почти наверняка, что, несмотря на ощутимую разницу в возрасте, он смог-таки добиться за эти три часа оптимальнейшего уровня отношений, когда «немножко больше, чем друзья, немножко меньше, чем любовники».
