Шли бои - [39]

Мы бросились к Рыбной. Нескольких гвардейцев я послал сообщить тем товарищам, которые присоединятся, что сбор состоится в районе молочного завода. Но они присоединились к нам уже по дороге. Одним из первых был Чекай из Кашува.

Когда все собрались, я отдал приказ действовать. План нападения мы с Тадеком Грегорчиком разработали еще на марше.

Под натиском гвардейцев с треском вылетели двери завода. Были выбиты окна. Через двери и окна мы проникли внутрь помещения. Коник схватил стоящий в углу молот и принялся крушить машины. Остальные делали то же самое. Кто железным ломом, кто железными штангами. Топорами рубили оборудование, резали ремни. Неожиданно ребята обнаружили склад водки. Часть бутылок разбили. Водка смешалась с разлитой сметаной, молоком, маслом и керосином. Потом эту смесь подожгли. Огонь из водочного склада быстро перебросился в другие помещения, и вскоре все здание завода было охвачено огнем. В воздух поднялись черные клубы дыма.

Охрана в Рыбной подняла тревогу. Проснулись жители села и его окрестностей. Как нарочно, не работал пожарный насос. Жители для вида суетились у молочного завода, но спасти его уже ничто не могло.

Мы на первых порах отошли в поле, где стояли большие стога сена, а потом быстрым ходом двинулись к Кашуву, расположенному в нескольких километрах от Рыбной. Прежде чем попасть в нее, немцы должны были сначала миновать Кашув.

Стало светать. Со стороны Чернихува послышался шум автомобильных моторов. Это ехали немцы. Количество автомашин говорило о том, что к нам направлялись все немцы, стянутые под Чернихув. План наш, видимо, увенчался успехом. Некоторое время спустя автомобили свернули в сторону и остановились в полукилометре от дома Чекая, откуда мы наблюдали за немцами.

Я приказал отходить по одному и назначил место встречи на случай, если связь со мной будет потеряна. За домом и на лугу росли кусты. На поле еще стояли рожь и пшеница. Используя эти естественные укрытия, мы незаметно уходили из Кашува в направлении Воловице. День был солнечный, и нам пришлось позаботиться о том, чтобы немцы не обнаружили нас. Небольшой группой — нас было пятеро — мы все дальше уходили от немцев. Откуда-то издалека до нас донеслись звуки отдельных выстрелов и очередей ручных пулеметов.

Когда мы встретились в условленном месте, выяснилось, что нет Юзека Пометло. Этот живой, отважный паренек не первый раз заставлял нас волноваться. Я помнил, как он первым вышел из дома Чекая, а потом куда-то исчез.

— Кто видел Кальвина? — спросил я.

Все молчали: никто не знал, что с ним случилось. Мы еще долго ждали его, но напрасно.

Я направил гвардейцев за оружием и динамитом, приказав предупредить оставшуюся, часть отряда, расположившуюся недалеко от Подгале. Мы с Коником остались на месте. В тот же день я вернулся к товарищам из Рыбной. На следующий день я узнал, что Кальвин погиб в бою с гитлеровцами. У него был хороший парабеллум, много патронов. Видимо, он — горячая голова — задержался, чтобы подстрелить нескольких немецких солдат. В неравном бою он уничтожил нескольких немцев, но и его настигла пуля.

Еще до схватки Кальвина с солдатами Кашув был окружен. Мы ушли вовремя. Немцы стали хватать людей. Пытать. Но все равно ничего не узнали. В бессильной злобе они подожгли несколько домов. Но Рыбной не тронули. Когда они появились в деревне, жители уже покинули ее. Так что немцам не на ком было сорвать злость. Чернихув тоже был спасен.

Мы внимательно следили за действиями немцев. Кашув горел. Немцы рыскали по всей округе, но так ничего и не нашли. Динамит мы перевезли в безопасное место. Готовые в любой момент к боевым действиям, мы провели в лесу несколько дней.

С основным отрядом я наладил связь в лесах Дробос. Теперь мы горели желанием отомстить немцам за их злодеяния. Именно в это время наш отряд увеличился за счет группы ППС Францишека Сасулы (секретарь районной парторганизации в Краковском округе. Погиб в 1944 году), состоящей из нескольких старых «пэпээсовцев». Мы снабдили их оружием и боеприпасами. Наши боевые возможности значительно возросли.

Вскоре я встретился с секретарем окружного комитета Настеком. Мы обсудили с ним последние события и решили расширить борьбу с оккупантами, сильнее бить по его транспортным коммуникациям. Я взял самовзрыватели к динамитным шашкам и возвратился в отряд. Теперь отряд часто менял свое местонахождение, оставляя за собой взорванные транспорты и разрушенные переезды. Мы действовали в районе краковского узла, а чаще всего на линии Краков — Освенцим.

Переброска радиостанции

Погода благоприятствовала действиям отряда. Дни были солнечными. Ночи теплыми. Мы снова осели в Мысленицких лесах и кружили по уже хорошо изученному району.

Здесь я получил письменный приказ командующего округом Зигмунта, в соответствии с которым должен был немедленно явиться на явочную квартиру для приезжих, предназначенную для поддержании связи с представителями Центрального Комитета. Эта квартира находилась в доме товарища Бронислава Хаберкевича (погиб в 1944 году в Освенциме) на Подгуже по Кальварийской улице.

Я оставил отряд на Чарного и выехал в Краков. Хаберкевич уже ждал меня. В самых общих чертах он рассказал мне о предстоящем задании. Из кухни мы прошли в комнату. Там за столом сидели двое молодых людей. Хаберкевич представил их мне. Мы обменялись паролями, предназначенными только для явок. (Ими пользовались все прибывающие с поручениями Центрального Комитета.) Один из них, брюнет с голубыми глазами и римским носом, назвался Юзефом (это был Рудольф Хаскель), другой — Федей. Юзеф был чехом, Федя — русским.