Шли бои - [26]

— Спасибо вам. Гитлеровцы действительно могли звонить и просить о помощи. А что в вашей округе слышно? Чем занимаются немецкие комендатуры? Как ведут себя?

— Когда лучше, когда хуже, как становится плохо, люди разбегаются, прячутся в лесу. Некоторых наших немцы вывезли в Германию за несдачу обязательных поставок. У нас не лучше, чем в других местах.

— А что думают люди о борьбе с оккупантами? — спросил я крестьянина.

Вопрос не озадачил его. Он ответил сразу:

— Мы так считаем: сидеть сложа руки и чего-то ждать нельзя. Нужно их как следует проучить, тогда они попритихнут. Только делать это нужно с умом. Вечно сидеть у нас они не будут, и им следует напомнить об этом. У нас поговаривают об организации. Вот я и бежал за вами, чтобы сказать это. — Он вытер пот со лба сухими, узловатыми пальцами. — Ну и жарища. Я принесу вам что-нибудь поесть и попить.

— Еда у нас пока есть, а вот пить нечего.

Я дал крестьянину денег. Минут через пятнадцать он вернулся. С ним пришли двое мужчин. Видимо, соседи. Они принесли бидоны с молоком и простоквашей, сметану, сыр, масло, яйца и табак. Гвардейцы подкрепились и расположились на отдых.

Солнце стало опускаться за синеющий на западе лес. Мы разговорились с крестьянами, которые все подходили из деревни. Появилась и молодежь — парни и девушки. Все толпились вокруг Володи. Он показывал на свою голову, пытался что-то объяснить. Иногда он пробовал вставить польское слово или даже целую фразу, и когда это ему удавалось, слушатели были в восторге.

Небо темнело. Сумерки сгущались. Солнце закатилось за лес, но крестьяне и не думали расходиться. Раздались грустные переборы гармошки. Как она оказалась в руках у парня с льняной чуприной, — никто не знал. Я сидел в окружении пожилых крестьян и их жен. Разговор шел о полевых работах, об урожае, но в конце концов все возвращались к одной теме — террору оккупантов. Слова крестьян были переполнены ненавистью к врагу. Кто-то из крестьян достал бутылку водки, расставил на траве стопки.

— За здоровье польских партизан. За погибель немцев!

Гармонист сменил хватающую за душу мелодию на веселую польку. Звуки ее понеслись над полями, теряясь где-то далеко за Рабой.

Бойцы начали танцевать. Каждый час сменялись караулы, и свободные от службы ребята до упаду кружились в лихой польке. К тому же месту, где отдыхал отряд, никто не подходил. Я запретил это, и крестьяне подчинились. Они смотрели, как гвардейцы сменялись на постах, и одобрительно кивали головами.

— Потанцуйте, командир, — приглашал меня белый как лунь крестьянин с рябым лицом. — Или боитесь наших баб?

Кругом засмеялись над шуткой крестьянина. Я встал и пригласил жену того крестьянина, который первым подошел к нам.

Время летело незаметно. Было уже за полночь. Мы больше не могли оставаться на одном месте. Я дал приказ к выступлению, поблагодарил крестьян за гостеприимство и сказал:

— Мы еще будем веселиться в свободной Польше. А теперь нужно идти дальше.

Стало рассветать, когда отряд переправился через реку. Некоторое время мы шли вдоль правого берега в высоком ивняке. Затем, обходя деревни, направились на юго-запад в сторону леса, раскинувшегося на склонах невысоких гор. Гвардейцев притягивало к лесу как магнитом. Бойцы оживились. Посыпались шутки. Каждый из нас верил, что лес даст нам защиту. К Мысленицкому бору мы приближались группками, но зрительной связи не теряли. Вскоре вступили в густую тень. Над нами, покачивая верхушками, величественно шумели стройные ели.

Я дал команду располагаться на отдых. После обеда небо затянули черные тучи. Стало темно. Подул сильный порывистый ветер. Деревья заскрипели, стали гнуться к земле. Послышались сильные раскаты грома. Бойцы бросились строить укрытие. В дело были пущены топоры, пилы. Не прошло и двадцати минут, как под деревьями выросло нечто вроде домика, прикрытого плащ-палатками.

Гроза бушевала до поздней ночи. Дождь лил как из ведра. Потоки воды с силой обрушивались на крышу нашего импровизированного убежища. Уровень воды в Рабе заметно поднялся. Река стонала. Мы ожидали, когда можно будет отправиться в путь для встречи с товарищами в Кальварьи и Вадовице.

Командующий округом Зигмунт еще в Коцмыжувском лесу приказал мне вернуться на троицу в родной район и провести совещание с партийным активом. Товарищи хотели увидеть гвардейцев, поговорить с ними.

Схватка на берегах Рабы

Когда дождь прекратился, мы двинулись в путь. Чарны шел впереди в головном дозоре. Чтобы обойти район Мысленице, отряд шел в направлении местечка Пцим, расположенного на противоположном берегу Рабы.

Идти было трудно: ноги скользили по размокшей земле. Поэтому отряд двигался медленнее, чем обычно. Черная, мохнатая, мокрая ночь поглотила горы, леса и фигуры бойцов, так что мы с трудом различали друг друга на расстоянии трех метров. Но ребята еще не чувствовали утомления и решительно шли вперед. Вот отряд поднялся на последнюю гору — и начался спуск к реке. Нашей ближайшей целью был мост на дороге, соединяющий Пцим с Зарабе. Головное охранение достигло реки. По-прежнему было темно, и мы не могли разглядеть, что делается на берегу. Беснующиеся потоки воды с грохотом неслись в долину. Река наводила страх. Никто не решился бы перебраться через нее вплавь — смельчака наверняка ждала бы смерть.