Шли бои - [25]

Когда утром мы начали знакомиться с местностью, произошло непредвиденное. Неизвестно каким образом среди гвардейцев очутилась девочка. Самое большее лет восьми. Вид у девочки был перепуганный. Я усадил ее на колени и погладил по головке. Спросил, откуда она пришла.

— Из дому. Он недалеко отсюда, на опушке, — ответила она. — Я собирала грибы…

— А что делает твой отец?

— У нас нет отца. Его немцы забрали за то, что он не сдал обязательные поставки.

— Большая у вас семья?

— Пятеро.

— А где сейчас отец?

— Его убили.

Я подозвал бойца:

— Дай ей мяса.

Гвардеец отрубил от окорока большой кусок и, завернув его в тряпочку, протянул девочке.

— Иди домой, но только чужим о нас — ни слова, а то немцы снова придут.

В лагере царил образцовый порядок. Посты внимательно следили за подходами к нашей стоянке. Около десяти часов один из гвардейцев принес сообщение от передового дозора: девочка снова пришла и предупредила, что к лесу приближаются гитлеровцы. Я тотчас же поднял отряд по тревоге. Через несколько секунд ребята стояли с вещевыми мешками за плечами, с оружием в руках. Мы вышли к опушке. К лесу приближались два черных легковых автомобиля. Вот они остановились у первых деревьев. Из них один за другим стали выскакивать гитлеровцы в спортивных костюмах. Приложив к глазам бинокль, я сосчитал: их было восемь. Они шли прямо на нас.

Эхо наших выстрелов могло вызвать тревогу у немецких частей, и все же я решил действовать.

— Первое отделение — Чарны, Коник, Пометло, Володя — атаковать гитлеровцев. Бегом марш! Остальные — ложись! К бою готовьсь!

— Ребята, за мной! Дистанция друг от друга десять шагов! — скомандовал Янек своему отделению.

— Командир, я пойду с ними, — стал просить меня Грегорчик.

— Давай!

Он побежал за отделением, которое, маскируясь, кралось к опушке. Я следил за атакой отделения. Вот Володя вырвался вперед. Как всегда, горячился. Гитлеровец заметил его и обстрелял. Володя покачнулся, но не упал. Пригнувшись, спрятался за дерево. В тот же миг гвардейцы дали несколько залпов. Два гитлеровца рухнули на землю. Остальные, отстреливаясь, бросились бежать. Бойцы стреляли из-за деревьев.

— Поджечь машины! — приказал я.

Несколько гвардейцев бегом бросились выполнять приказание. Через минуту обе машины лежали вверх колесами. Одна из них загорелась. Немцы, поначалу бежавшие к машинам, изменили направление — отступили к Величке. Раненых они унесли.

Я приказал отряду построиться для марша. Через час-два лес могли окружить роты гитлеровцев.

— По отделениям, направление — река Раба, шагом марш! — скомандовал я.

Мы шли через лес. Володя что-то ворчал себе под нос, то и дело трогал рукой голову. Дробь поцарапала ему кожу, и рана наверняка сильно болела, особенно после того, как санитар смазал ее йодом. Солнце, как назло, припекало. Мокрые от пота рубахи липли к телу.

Через какое-то время мы вышли к костелу. Деревья скрывали его от нас до последнего момента. Вокруг костела толпились люди. Заметив нас, все — мужчины и женщины — повернули голову в нашу сторону. Некоторые тотчас же отвернулись. Другие долго смотрели на гвардейцев. Как загипнотизированные. Из глубины костела доносилось протяжное пение. Вскоре за нами сомкнулись высокие хлеба, среди которых попадались небольшие рощи и густой кустарник, скрывшие наш поспешный марш. Но что это? Из-за колосьев и кустов несколько крестьян подают нам знаки, явно прося разрешения подойти к нам. Но теперь мы не могли этого сделать: слишком близко находилось место последней стычки, и к тому же нам нужно было где-то укрыться. Сделав отрицательный знак рукой, я приказал двигаться дальше. Сильно пахло цветущими хлебами. Ноги в тяжелых сапогах путались в высокой траве, срывались с узких меж. Все сильнее напоминала о себе усталость. Ребята то и дело облизывали потрескавшиеся губы.

После двух часов напряженного марша мы вышли к берегу одного из рукавов Рабы. Осмотрели в бинокли местность. Кругом было спокойно.

Я дал команду расположиться на отдых. Ребята бросились к низкому берегу реки и скрылись в зарослях. Вскоре неподалеку от нас появился рослый, полный крестьянин. Увидев нас, остановился.

— Иди поговори с ним, — сказал я Чарному. — Спроси, что за дело у него к нам.

Сам стал издали наблюдать за их беседой. Крестьянин, жестикулируя, что-то объяснял Чарному. Я подошел к ним.

Крестьянину было лет сорок. На его высоком, загорелом лбу блестели капельки пота. Говорил он взволнованно.

— Это крестьянин из соседней деревни, — прервал его Чарны, обращаясь ко мне. — Говорите дальше!

— Так вот, тогда, — продолжал крестьянин, — мы решили, что вам нужно помочь. От того леска, где вы бились с немцами, до Велички пятнадцать километров, а до Мысленице — больше двадцати. Вам плохо пришлось бы, если бы гитлеровцы позвонили в Величку, — там у них много войск. Мы видели, как гитлеровцы несли раненого, как горели их машины. Стрельбу мы услышали, стоя у костела. Как только мы все это увидели, сразу поняли, что наши схватились с фрицами. Тогда-то мы полезли на телефонные столбы и перерезали все провода. Никто об этом не знает. Только трое своих, — закончил крестьянин, открыв в улыбке белые, крепкие зубы.