Шквал - [17]

— Не могу знать, ваше п-ство. Был прогнан со сбора…

Генерал несколько мгновений гипнотизировал его проницательно-испытующим взглядом. Непорожнев, изредка моргая, глядел как будто на него и в то же время мимо, между его погоном и ухом, вдавленным в пухлую, тестообразную мякоть под волосами. Генерал сказал уверенно и почти хладнокровно:

— Брешешь! Как это: не могу знать? Никогда не поверю! И что прогнан, — не поверю. Уговор! И по шее небось сам себя съездил?.. Молчать! Мол-чать! — вдруг раздраженно и грозно закричал он жирно шкворчащим голосом, заметив, что Непорожнев хочет оправдываться. — Нечего! известное дело: не могу знать! Ишь ты новости какие!..

Однако Непорожнев оказался с этой стороны непоколебимым, продолжая упорно отговариваться незнанием. Генерал наконец плюнул и махнул на него рукой. Но затем, когда раздражение несколько остыло, он изложил ему свой план нового приговора с раскаянием. Непорожнев, не колеблясь и не изменяя официально-преданного тона, сказал:

— Да сколько угодно, ваше п-ство!

— Подпишут? — спросил генерал с некоторым скептицизмом. Тут Непорожнев позволил себе даже легкий, хотя почтительный, упрек.

— Да помилуйте, ваше п-ство! Как же они посмеют? Против самодержавия кто же у нас?..

— Ну, смотри у меня! — многозначительно погрозил пальцем генерал. — Чтобы сбор был полный… торжественный! Я сам буду. В воскресенье… не в это, а в то… приказы успеешь разослать?.. Что? Неаккуратно собираются? Тогда предпиши на два дня: на 9-е и 10-е. Жаль, будний день, рабочий…

— Никак нет, ваше п-ство, 10-го у нас тоже чтимый праздник, не работают: Положение честныя ризы.

— Ага, тем лучше. Итак, на 9-е и 10-е. Народом не стесняйся, чем больше, тем лучше… Пускай поймут, какую глупость спороли!

В тот же день на улице генерал встретил Лапина. Доктор приветствовал его почтительно и даже как будто радостно, точно ничего не случилось такого, чего он должен был бы конфузиться при встрече с генералом, точно он не был в числе прочих несомненных агитаторов, причиной настоящих и грядущих огорчений для генерала. Это было почти возмутительно, и генерал, холодно ответив на приветствие, прошел мимо. Потом раздумал сердиться и окликнул Лапина. Он был расположен к этому тихонькому, черному человечку: милейший, в сущности, малый, мягкий, застенчивый, знающий… Ну да, конечно, мечтатель, разводит сантименты, говорит, что если разбирать как следует, то душа у него больше казацкая, чем у генерала… ха-ха!.. Толкует о древнем казацком рыцарстве и заступничестве за притесненных, доказывает, что подлинный казацкий героизм и казацкая слава — там, в старом укладе и в чем, бишь?.. как его, черта?.. да, в широком демократизме! вот-вот… а тут, дескать, фронт и содействие полиции… Бредни, туман!.. Но особенно зловредными генерал эти бредни не считал, правда.

— Что же это вы делаете, господа агитаторы? — почти плачущим, немножко придавленным голосом воскликнул генерал, взявши доктора за локоть и направляясь в общественный сад, где в обеденную пору дня не могло быть лишних людей. — Что вы со мной делаете, господа? К чему этот наказ? К чему эти слова разные?.. Тьссс… фу-ты! «На гранях государства мы готовы служить…» Еще бы посмели отказаться!.. «Но быть угнетателями родной страны…» Х-хо-ты!.. «Считаем для себя позором и требуем освободить нас от этой службы». Фу-ты, ну-ты! Ска-жите, пожалуйста! Требуем… Кто это — «мы»? Кучка агитаторов?.. «Мы готовы»… Об этом вас не спросят, готовы или нет?.. Тоже… называются конституционалисты!..

Генерал выразительно потряс головой и кинул на Лапина уничтожающий взгляд. Доктор не спеша достал портсигар и, предложив генералу папиросу, мягко возразил:

— Вот вы, Яков Иванович, за границей эту самую конституцию видели. Что же, плохо?

Генерал не сразу ответил, помолчал, поглядел на широкую полосу песчаных дюн, желтевших за рекой, на белую церковку и серые хатки Проточной станицы, приютившиеся в дальнем уголку этого песчаного моря, вздохнул и сказал:

— В Германии — да, мне понравилось. Не скажу, что плохо: порядок, выправка, города, фермы — все отлично. Даже завидно. Но, господа…

Генерал склонил голову набок, и лицо его приняло ласково-увещательное выражение, а в глазах, приподнятых бровях и собранных на лбу продольных морщинах написано было скорбное сожаление.

— …Там веками этот порядок сложился… Доросли ли мы до него? Там на почте, например, я деньги отправлял по телеграфу. Приняли, записали. Жду расписку, — не дают. «А что же, — говорю, — расписку?» — «Не беспокойтесь. Дойдет и без расписки». Действительно — дошло. Просто рот разинул. А у нас?

Он приостановился, подождал ответа. Доктор курил и неопределенно улыбался.

— Эх, господа! — снисходительно-сожалеющим голосом, грустно качая головой, продолжал генерал. — Не с того конца начинаете… Ну, этот наказ, например, — какой в нем смысл? Ну, что из того, что вы там сочинили насчет земли, самоуправления, выборных начал, бюджета и проч.? Кто же вам поверит, что это народ обмозговал, казаки? Ну, еще земля туда-сюда… Ну, насчет жеребцов — можно допустить… Но бюджет, самоуправление, ответственность министров… х-ха!.. Да я голову дам на отсечение, если хоть один из них, из этих подписавшихся, правильно выговорит слово «министр»… Можно ли говорить об их понимании? Кому вы хотите очки втереть?