Шкура литературы. Книги двух тысячелетий - [56]

Имеются высказывания и покровожаднее, как в письме к любимой сестре Мальвине в 1861 году:

Бейте же поляков, чтобы они потеряли веру в жизнь; я полностью сочувствую их положению, но нам, если мы хотим существовать, не остается ничего другого, кроме как истреблять их; волк не виноват в том, что Бог создал его таким, каков он есть, но его за это и убивают, если смогут…

Легко представить после этого, какое отношение может быть у поляков к Бисмарку! И если бы он был именно таков, как в этом письме, можно было бы только разделить чувства поляков.

Но Бисмарк крупнее, глубже и мудрее самого себя в ранний период – интенсивная политическая деятельность за пару десятилетий существенно его «переформатировала».

Бисмарком владели настоящая страсть и великая цель. Он не смел и надеяться, что объединение четырех десятков немецких карликовых земель с такими же монархами сможет произойти при его жизни. Очень похожая ситуация была в раздробленной Италии. Континентом правили, по существу, четыре соперничающих игрока-кукловода: сильно обескровленная внутренними и внешними войнами, однако сохранявшая мощь и влияние Франция, и три ее победителя – Британская, Австрийская и Российская империи. Сбоку нависала еще Оттоманская империя, но ее сферой влияния были только Балканы, и сама она являлась таким же пережитком, как почти тысячелетняя и безболезненно упраздненная Наполеоном Священная Римская Империя германских императоров. Суверенитет, сохранность и само существование стран поменьше в Европе и остальном мире в очень большой степени зависели от воли, согласия или рассогласованности этих четырех игроков.

Австрию сами австрийцы называли славянской империей с немецким фасадом, а Меттерних шутил, что Азия начинается непосредственно за оградой его венской резиденции. После военного поражения от Пруссии и создания Австро-Венгрии, когда национальный гимн в империи станут исполнять на 17 языках, включая идиш, дни ее будут сочтены – через полвека осатаневшие нации растерзают в клочья шкуру одряхлевшего габсбургского медведя. Но за эти полвека вскормлен будет и заматереет прусский вервольф…

Главной немецкой бедой Бисмарк считал центральное и оттого привлекательное для всех положение немцев в Европе, поочередно превращающее их земли в осажденную крепость и проходной двор. А главным немецким и своим собственным кошмаром полагал войну на два фронта, что немцы только и делали – до и после Бисмарка. Уже объединив Германию, он предостерегал соотечественников 1882 году:

Миллионы штыков направлены преимущественно в центр Европы. Мы находимся именно в центре Европы и уже вследствие своего географического положения и, кроме того, в результате всей европейской истории поставлены под удар коалиций прочих держав…

Не помогло. Отправивший Бисмарка в отставку Вильгельм II проделал с его политическими идеями ровно то же, что Гитлер с философскими идеями Ницше, не имевшими «защиты от дурака» – тупого фельдфебеля и сбрендившего ефрейтора.

Тогда как Бисмарк прекрасно понимал, что:

Задача политики заключается в возможно более правильном представлении того, как поступят другие люди в данных обстоятельствах…

Самое опасное для дипломата – это иметь иллюзии…

Мы не можем делать историю, а можем только ждать, пока она совершится… (Подобно хищнику в засаде!)

Любая крупная держава, которая пытается оказать влияние и давление на политику других стран, лежащую вне сферы ее интересов, и изменить положение вещей, приходит в упадок, выйдя за пределы, отведенные ей Богом, проводит политику власти, а не политику собственных интересов, ведет хозяйство, руководствуясь соображениями престижа. Мы не станем этого делать…

Он видел насквозь, как «тормозящее влияние имущих» приводит к «политическому заболеванию», а именно – к «алчности неимущих», ввергающих народы в «вихрь французского круговорота», неизбежно приводящего к «диктатуре цезаризма» (о чем знали еще первые политические народы древности – эллины и римляне, бесконечно уставшие от перерождения и коловращения у себя демократии/ охлократии/аристократии/олигархии/диктатуры/тирании – начинай сначала). Все те политические беды, которые мы полагаем сугубо русскими, Бисмарк считал преимущественно немецкими, поражаясь «до каких пределов нечестности и полной утраты патриотизма доводит у нас партийная ненависть политические партии». В равной степени он винил придворных карьеристов, разномастную оппозицию и своих соратников-консерваторов, что «они носят шоры и видят только клочок мира». Его совершенно не устраивало, что в политической жизни продолжается феодализм и соперничают ватажки и фракции, а не принципы и программы. Он ненавидел то, что называл «кошмаром коалиций», но таковы были и остаются правила политической и дипломатической игры. У Бисмарка и мысли не возникало выйти из нее: ликвидировать доставляющий столько неудобств парламент, усмирить прессу, узурпировать власть и, сделавшись диктатором, отгородиться от беспокойного мира «железным занавесом». Свою жизнь он полагал служением. Австрийские министры, умудренные веками управления огромными территориями, научили грубоватого и неискушенного прусского юнкера принимать политические разногласия как должное, тлеющие классовые и межнациональные конфликты умиротворять в рамках «регулируемой неудовлетворенности» и «держать восточный гнойник открытым», короче – уметь договариваться со всеми. Например, с влиятельными немецкими социалистами, продавившими, не сразу и в желаемом объеме, а по частям и в подходящий для рейхсканцлера момент, законы о социальном страховании трудящихся по болезни, инвалидности и старости, выходном воскресном дне, обязательности заключения гражданского брака и всеобщем избирательном праве. С рынком труда, в том числе детского, и политическими и гражданскими правами в тогдашней Европе, не говоря уж об остальном мире, был просто караул.