Школа с театральным уклоном (Школа для эмигрантов) - [4]
Пауза.
Трубецкой. Сегодня мне хорошо, завтра — погано… Если сегодня не везет, то думаю, что это невезение сам создал, то есть искусственное оно… Возвожу в форму своего существования. Вот так должен жить человек, именно так. А потом подгоняю невезение под теорию невезения… Но с тобой не живет?.. Ты!.. Сексуальный гигант!
Серж. Витя, ты что?! Мне тебя просто жалко!
Трубецкой. Ты меня жалеешь!.. Ты, отец олигофрена, который в девятнадцать лет ходить не научился!.. Который гадит под себя и язык во рту удержать не может!..
Серж. Витя!!!
Трубецкой. Может быть, он тоже поэт-человек? Тоже Обломов? Ведь он тоже никому зла не делает!.. Пусть он лучше, как и отец твой, заберется на Останкинскую башню и летит!
Серж. Зачем ты!..
Трубецкой. Затем.
Пауза.
Серж(вытирая слезы, выпивает водку). Ты несчастный, Витенька?.. Скажи, тебе плохо? Может, я могу чем-нибудь помочь? Ты скажи, не таись, может, тебе лучше станет.
Трубецкой. Отстань ты!
Серж. Тебе повезет. Мы поедем на рыбалку, там все нормализуется. Будем рыбу кушать… Без баб, вдвоем… Ты успокоишься… Человеку хоть раз в жизни повезет, я по себе знаю, ты понадейся….
Трубецкой. Да пошел ты к чертовой матери!
Серж. Ты умный… А если бы остался спортсменом, был бы глупый… Ты очень умный, Виктор. Ну, не подсунули бы тебе допинг, ну, поблистал бы ты еще пару-тройку лет, а дальше? Все! Вдобавок и ума не было бы, а я не тянулся бы к тебе, как человечество в космос. Правда, хорошо сказал? Я тоже иногда могу умные вещи говорить… Выпьем водку?
Трубецкой пожимает плечами.
Выпьем, выпьем. (Разливает водку.) За что выпьем?
Трубецкой. Ты не обижайся…
Серж. Да что ты. Вить. Я же понимаю… Ты на меня не обижайся.
Трубецкой. Хорошо… Эх, черт, поедем на рыбалку!.. Бабы!..
Серж. Красивых найдем!
Трубецкой. Баня!
Серж. С вениками попаримся!
Трубецкой. Уха…
Серж. Давай, Витенька, твое здоровье понимаешь, под теорию, которую сам придумал… Запутаешься в самом себе, закольцуешься так, что не можешь понять — то ли невезение само по себе, то ли следствие собственной теории…
Серж. Ум в тебе.
Трубецкой. Словоблудие все! Ум… Лучшие умы гибли от словоблудия! Титаны… Что толку, что ум во мне… Не реализуется он, томится, как подросток от любовной истомы… Оттого и злой я, что как невостребованная половая энергия выходит прыщами на лице, так и нереализованный ум выходит злобой…
Серж. Красиво… Давай я буду записывать за тобой все умные мысли и прославлю тебя? Выйдет толстая книга, и на титуле напечатают; «Труд князя Виктора Трубецкого»… Звучит, а?
Трубецкой вытягивается на кровати.
Пауза.
(Встает, прикладывает руку к губам, кричит.) А-а-а! (Вслушивается в эхо.) Звучит… (Смотрит на фотографию.) Слушай, она у тебя плачет!
Трубецкой. Кто?
Серж. Звезда голливудская… Прямо-таки слезы текут!
Трубецкой. Пар это, от чайника… Поможешь красить?
Серж. Да хоть сейчас!.. Слушай, у меня одна есть… Маляр она. Может, звякнуть — вмиг примчится? Точно… (Идет к телефону.)
Трубецкой. Брось, бутафорский телефон!
Серж. Жалко… Ну что ж, тогда сами…
Трубецкой(встает, подходит к вешалке). Давай-ка отодвинем!
Серж(подходит к вешалке). Куда ее?
Трубецкой. Давай к той стене.
Тащат вешалку, ставят ее к стене.
Чучела нужно перетащить.
Серж. Айн момент… (Снимает с вешалки парик, натягивает его на голову.) Похож я на твою красотку? (Подходит к фотографии, криво улыбается, выпячивая грудь.) Ну как?
Трубецкой. Кто-то тут помочь вызвался?
Серж. Бегу, бегу… (Подходит к Трубецкому.) Берут по чучелу. Трубецкой несет чучело, бросает его возле стены. (С трудом несет чучело. После водки ему тяжело. Останавливается на полдороги, усаживает чучело на стул, сам садится на кровать.) Фу-у!.. Как вы их только бросаете! Они ж неподъемные… (Снимает с себя парик, напяливает его на голову чучелу.) Разрешите познакомиться. Серж… Дайте ручку… Ну дайте ручку поцеловать… У, какая вы капризная! Ну и не надо… (Трубецкому.) Все зло от баб! Слышишь меня?
Трубецкой. Ты будешь помогать?
Серж. Сейчас… Я только ей в морду дам… (Встает, размахивается, но передумывает.) Эх, живую бы сейчас! Как бы я ей вмазал по роже! (Он изрядно пьян.) Дуры! (Встает, берет сумку, достает из нее лифчик и трусы.) Вот жене подарок купил на всякий случай! (Роется в сумке.) А водки больше нет! (Берет бутылку со стола. Смотрит на нее сквозь свет.) На самом донышке осталось. (Чучелу.) Дайте ручку поцелую!
Трубецкой. Ты будешь помогать или нет?!
Серж. Сейчас… Секунду… (Чучелу.) Дадите ручку?.. А я вам гарнитур подарю… (Трясет лифчиком и трусами, берет руку чучела и целует ее. Бросает чучелу на колени белье.) Ваше!.. Заслужили…
Трубецкой. Ты еще чего-нибудь ей подари, может, она тебе и отдастся!..
Серж. Не мешай! (Чучелу.) Одевайтесь-ка! Чего сидеть перед мужчинами голой? Как-то неудобно… Где ваша девичья честь? Скромнее надо быть!
Трубецкой наблюдает за Сержем.
Мы люди скромные, пользуемся только отечественным… Чего молчите?.. Стыдно поди?.. (Трубецкому.) Видишь, разговаривать не хочет! Голой предпочитает сидеть!
Трубецкой. А ты помоги ей одеться. Не все ж раздевать!
Серж(чучелу). Смотри, сама не оденешься — помогу! Но тогда уж не взыщи! Одевайся! Ну! Ладно…
«— Знаешь, для чего нужна женщина мужчине? — спросил её как-то— Для чего?— Для того, чтобы о ней не думать… Чтобы заниматься чем-то другим…».
Не знаю, что говорить о своих пьесах, а особенно о том месте, какое они занимают в творческой судьбе. Да и вряд ли это нужно. Сказать можно лишь одно: есть пьесы любимые — написанные на «едином» дыхании; есть трудовые когда «единое» дыхание прерывается и начинается просто тяжелая работа; а есть пьесы вымученные, когда с самого начала приходится полагаться на свой профессионализм. И как ни странно, последние зачастую бывают значительнее…Дмитрий ЛипскеровПьеса «Река на асфальте» принадлежит именно ко второй категории — к сплаву юношеского вдохновения и первой попытки работать профессионально… С тех пор написано пять пьес.
Дмитрий Липскеров – писатель, драматург, обладающий безудержным воображением и безупречным чувством стиля. Автор более 25 прозаических произведений, среди которых романы «Сорок лет Чанчжоэ» (шорт-лист «Русского Букера», премия «Литературное наследие»), «Родичи», «Теория описавшегося мальчика», «Демоны в раю», «Пространство Готлиба», сборник рассказов «Мясо снегиря».Леонид обязательно умрет. Но перед этим он будет разговаривать с матерью, находясь еще в утробе, размышлять о мироздании и упорно выживать, несмотря на изначальное нежелание существовать.
«Пальцы для Керолайн» – история трех братьев, рожденных отцом-евреем от женщин разных национальностей: индианки (брат Шива), китаянки (Мао) и русской (Алексей). Все матери при разных обстоятельствах умерли. Три истории совершенно неправдоподобные и нелепые. В них – шантаж, экстрасенсорные способности, разного рода драки и очень много секса. Главный мотив – потеря братьями пальцев. А русский брат, младший, долгое время остается с пальцами, из-за чего и переживает. Не чужой ли он в семье?..
Роман Дмитрия Липскерова «Последний сон разума» как всегда ярок и необычен. Причудливая фантазия писателя делает знакомый и привычный мир загадочным и странным: здесь можно умереть и воскреснуть в новом обличье, летать по воздуху или превратиться в дерево…Но сквозь все аллегории и замысловатые сюжетные повороты ясно прочитывается: это роман о России. И ничто не может скрыть боль и тревогу автора за свою страну, где туповатые обыватели с легкостью становятся жестокими убийцами, а добродушные алкоголики рождают на свет мрачных нравственных уродов.
В "Пространстве Готлиба" воспроизведены поиски своего "Я" между воображаемым прошлым и хрупким настоящим. Главная тема романа – история любви двух инвалидов, Анны и Евгения, в силу обстоятельств вступивших в переписку. Верность и предательство, страстная любовь и лютая ненависть, мечты о счастье и горькое отчаяние, уход от суровой реальности в спасительную мистификацию сплелись в этом виртуальном романе с неожиданным и непредсказуемым финалом.
В сборник входят пьесы одного из наиболее интересных и значительных современных драматургов США. Творчество Стейвиса отмечено масштабностью и остротой проблематики, выразительностью характеров, актуальностью сценических коллизий. Его пьесы — это драмы идей, здесь обретают голос известные исторические личности — Галилей, Джо Хилл, Джон Браун.
В пьесе одного из наиболее интересных американских драматургов XX века Галилей бросает вызов религиозным догмам, встречает сопротивление церкви и ведет борьбу с невежеством, страхом и унынием.
Действие пьесы разворачивается в 1964 году в католической церковной школе в Бронксе. Директор школы, строгая и требовательная монахиня, сестра милосердия, Алоизиус Бьювер, теряется в смутных сомнениях относительно отца Флинна, священника церкви, при которой существует школа. Она собирает своих преподавательниц (также монахинь) и намекает им, что со священником что-то не в порядке и что они должны быть бдительными и сообщать ей о всём, что им покажется странным или необычным. Пьеса получила Пулитцероскую премию и Тони за лучшую пьесу в 2005 году.
Максим Горький (псевдоним Алексея Максимовича Пешкова; 1868–1936) — едва ли не самый известный и вместе с тем самый «непрочитанный» писатель XX века. Его творческое наследие огромно и разнообразно. В этом томе, составленном на основе современных школьных программ по литературе, перед читателями предстанет разноликий Горький — не только автор самобытной прозы и драматург, но и поэт, а также публицист. Возможно, те, кто окончил школу в советские времена, уже вместе со своими детьми откроют для себя новый образ этого художника слова — способного не только вовремя выпустить пропагандистский роман «Мать», но и прозревавшего сокровенные тайны человеческой натуры и людского сообщества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.