Школа на горке - [23]
Лети, лети вперед, серая легкая птица.
А мальчишки смотрят, подталкивают друг друга локтями — смотри, смотри, как хорошо летит, как уверенно набирает высоту, как скользит по воздуху. Им, мальчишкам, конечно, завидно. Но ворчать не приходится; если будешь ворчать, географ вообще прогонит. А так им, семиклассникам, разрешают тянуть резину. Конечно, это не то что летать. Но хоть как-то приобщаешься к этому прекрасному, заманивающему в небо планеру. Когда приходит время взлета, мальчишки несутся вперед по траве, с горы, а на горке стоит планер. К крючку пристегнута длинная рогатка; мальчишки бегут, растягивается резина, все сильнее, сильнее она растягивается, и вдруг крючок отщелкивается от резины, планер упруго взлетает и начинает парить в воздухе. В такие минуты кажется, что планер сам знает, куда ему лететь. Но это только с земли так кажется — все зависит от умения планериста. Вот он немного подправил руль поворотов, чуть повернул руль высоты — и снова круг над зеленой горкой, над школой, которая с высоты кажется маленькой. Вперед! Вперед!
— Юрка! Иди резину тянуть!
Юра вздрагивает. Планер пошел на снижение; как с невидимой горки, катится он вниз. Сейчас он опустится на траву, и выйдет из кабины Витя Суржиков, десятиклассник, а влезет в кабину Володя Глейзин, из девятого. Они взрослые, им можно летать...
А Юра все это время сидел на траве, опираясь спиной о кирпичную стену, обхватив колени руками и глядя в далекое синее теплое небо.
— Юрка! Замечтался! Резину тянуть!
Юра встряхивается, поднимается с травы и идет тянуть резину. Да, он замечтался, но разве нельзя человеку и помечтать? Тем более, что этот человек твердо знает: он дорастет до девятого класса и обязательно взлетит в небо.
Над пустырем, который теперь стал называться лётным полем, десятиклассники Володя и Виталий повесили вчера плакат на длинных палках: «Кто летает, тот сильный».
* * *
Когда Борис слетел со спины Муравьева, он успел подумать: «Все, конец, сейчас грохнусь». Но он не ударился, потому что упал на что-то мягкое. Можно считать, что Борису повезло — он рухнул прямо в мусорный бак. Из-под Бориса с визгом выпрыгнула кошка и понеслась за калитку. Борис и сам заорал от неожиданности еще громче кошки.
С конспирацией дело было совсем плохо, но в этот острый момент думать о ней не приходилось.
Муравьев вытащил Бориса из бачка и стал счищать с Бориса селедочные хвосты и картофельные очистки, какие-то кочерыжки и консервные банки. Борис сунул ноги в ботинки, и они быстро-быстро пошли от этого дома. А из окна кричал старик:
— Милицию вызову! Ишь, повадились! Под окнами лазят!
— Бежим! — Муравьев тащил Бориса за руку. — У колонки отмоемся. Я знаю, где.
На углу действительно была колонка. Они стали мыть куртку и брюки; было уже темно, им казалось, что все отмывается. Только войдя в свой подъезд, Борис увидел, что куртка пошла какими-то отвратительными разводами. Объяснения с мамой было не миновать.
Борис тихо вошел в квартиру, не раздеваясь прошмыгнул в кухню, взял ведро с мусором. Оно было полупустое, но у Бориса в голове возник хитрый план. Он схватил ведро и вышел на площадку. Оттуда он крикнул:
— Мама! Это я пришел! Сейчас ведро вынесу и вернусь!
Мама не успела ничего ответить. Борис несся по двору с ведром. Он улыбался про себя. Конечно, сегодня им с Муравьевым не удалось найти подход к злому старику. Даже если совсем трезво смотреть на вещи, они, пожалуй, несколько отдалились от цели. Теперь придется искать какие-то новые пути к сердцу старого солдата. Но Борис верил, что Муравьев обязательно что-нибудь придумает, такой уж человек Муравьев. Сегодня не получилось, значит, в другой раз получится.
Он, весело припрыгивая, бежал по двору. Вот мама, наверное, удивилась: то не допросится никак, чтобы Борис вынес мусор, а то вдруг ни с того ни с сего сам вспомнил и без всяких просьб взял ведро и понес. Какой молодец ее сын Борис. Мама, конечно, никогда не догадается, какой коварный замысел созрел в голове у ее замечательного сына.
Когда Борис вернулся с пустым ведром, мама стояла в передней, лицо у нее было вовсе не восторженное.
— Что случилось? Рассказывай немедленно, я все равно все узнаю. Учти, у матерей совершенно особая, острая интуиция. Боже мой, что за жуткий запах! Чем от тебя пахнет?
Борис про себя усмехнулся. Его голыми руками не возьмешь, какая бы ни была острая интуиция.
— Мусором, — спокойно ответил Борис. — Я же, мама, только что откуда пришел? С помойки. Я ведро выносил. Не волнуйся, выветрится.
Он побыстрее стянул с себя куртку и хотел повесить ее на вешалку. Но мама крикнула:
— Не вздумай повесить этот ужас рядом с папиным пальто! И к моему плащу не смей прикасаться! Только этого не хватало — чтоб завтра на работе от него или от меня люди шарахались!
Мама быстро схватила куртку, унесла в ванную и пустила воду. Вода барабанила по куртке, мама стирала и ругала Бориса. Он не отвечал ей. Его коварный план сорвался, чего уж теперь отвечать? Когда мама сердится, отвечать ей бесполезно. К тому же вода в ванной шумит, мама все равно ничего не услышит.
Она высунула голову из двери ванной:
