Шишкин - [26]

Горит свеча. За окном темень. На стене отражение фигуры Капитона Ивановича. Голос глуховатый, серьезный, а глаза, кажется, в душу заглядывают. Говорит, будто мысли чужие читает.

— Самые мудрецы языческой древности, Иван Иванович, изумлялись уже, замечая в человеке борьбу добра со злом. Удивлялись они, как один и тот же смертный может неумеренностью своих пожеланий низвергать себя в пропасть и в то же время останавливать других от своих пороков. Полагали, в теле человека двоякая душа. Конечно, сатана, попущением Божиим, соблазняет человека на зло. Но чаще всего из нашей чувственной природы истекают необузданные чувства, грубые побуждения, которые, уподобляя нас скоту, уничтожают наши благороднейшие намерения.

Нет, зло происходит от злой воли человека; Он, Всесовершеннейший, дал добро; не дар есть грех, а злоупотребление дара…

Дни наши пролетают в вихре. Некогда порой о себе подумать, не токмо о времени, в коем живем. Нет желания, часто, что греха таить, поразмышлять о главном, чего стою я в современном обществе, какую роль играю? Вопрос не праздный. Самолюбие задевает. И задумываешься глубоко лишь в вечернее или ночное уединение, когда никому не принадлежишь, кроме самого себя и Бога. Тогда лишь пытаешь себя, крепка ли вера твоя, поступил ли ты в дни суетные, как заповедала тебе Христова вера, какие дела сделал, которые свидетельствовали бы пред Спасителем нашим о доброй воле твоей?..

И длится беседа за полночь. А позже Ванечка возвращается по пустым московским улицам на квартиру. Лишь луна из облаков выглянет да залает собака глухо. А Ванечка думает об услышанном, благодарит Бога за беседу.

Отъезд Ванечки в Петербург огорчил и Капитона Ивановича. Как-никак, жаль было расставаться с человеком полюбившимся. Приняв рисунок с видом Елабуги, он дал Шишкину несколько рекомендательных писем к своим давним знакомым. Сказал на прощанье:

— В одной из книг вычитал я слова, кои запали в сердце. Только тот, кто в каждом состоянии, в каждый день недельный, в каждый час дневной, — всегда умеет делать самое полезнейшее, самое приличнейшее для блага собственного и других, только тот заслуживает имя мудрого; он, благоразумно располагая своею деятельностью, обладает искусством извлекать большие выгоды из капитала драгоценного времени. У него ни один день, ни один час не проходит без пользы.

Поцеловал и благословил на новую жизнь.

Морозным январским днем Иван Иванович отправился в Петербург, в Академию художеств.

Постукивали колеса на стыках рельсов. Мерно покачивались фонари в вагоне, а он поглядывал в окно, на заснеженные равнины и думал о том, как сложится судьба его, как-то Бог поможет ему в Академии. В Москве-то сжился, любовь товарищей и наставников приобрел.

А каково на новом месте будет?

Глава третья ЕСТЬ, ЕСТЬ БОГ НА СВЕТЕ

В Петербурге людно. По улицам сани, кареты катят. Спешат по Невскому молодые люди в шапках-треуголках, много военных, барынь и барышень.

Впрочем, ни в первый приезд, ни теперь северная столица не произвела впечатления. Не будь в ней Академии художеств, известных профессоров, кажется, незачем бы и ехать из Москвы.

Но стоило извозчику, миновав мост, свернуть влево и оказаться близ Академии, как сердце екнуло — страшно было от одной мысли, что надлежит представляться строгим профессорам.

Шишкин нанял квартиру по пятой линии Васильевского острова, между большим и средним проспектом в доме мещан Захаровых, на дворе, в каменном флигеле, в третьем этаже, и на исходе третьего дня известил родителей о посещении Академии.

Судьбе угодно было определить Ивана Ивановича в класс профессора Алексея Тарасовича Маркова, члена Совета Академии, за ним числилось несколько превосходных копий с Рафаэля и ряд образцовых религиозных композиций. Близкие люди за глаза называли Алексея Тарасовича философом, а за приверженность к классике «Колизеем Фортунычем». Любил он более гулять задумавшись, то есть философствовать, нежели работать. Главным трудом его жизни была картина «Фортуна и нищий», написанная еще в Риме, в период пансионерства[10]. За нее получил он в 1836 году звание академика. Написана на сюжет басни И. А. Крылова. Сюжет престранный. Нищему явилась Фортуна и принялась сыпать червонцы:

Да только с уговором:

Все будет золото, в суму что попадет,

Но если из сумы что на пол упадет,

То сделается сором.

Сгубила нищего алчность, порвалась под тяжестью монет сума, и обратилось золото в прах.

Трудно сказать, почему на этой теме остановился Алексей Тарасович. Возможно, повлияла на него смерть брата, скончавшегося в бедности и долгах.

Из Рима он вернулся в Петербург, где в Академии художеств полновластно царствовал тогда его друг инспектор академик Андрей Андреевич Кругов. Как вспоминает Иордан, с помощью Кругова, графа Ф. Л. Толстого и архитектора К. А. Тона, Марков «поместился в Академии п, не написав ничего на профессорное звание, был самым влиятельным профессором и имел бездну учеников».

В классе Маркова Иван Иванович принялся рисовать с натурщиков, но дело прискучило, и он обратился к пейзажам. Марков не смог понять Шишкина. «…Он обругал меня за пейзаж и послал к С. М. Воробьеву», — вспоминал Иван Иванович.