Шишкин - [24]

И болото и сельцо в альбом зарисовывались.

В Мытищах богомольцы обычно отдыхали. Пили ключевую воду или чай. Отдыхали и наши путешественники, спрятавшись в густой тени какого-нибудь куста.

Отдохнув, двигались далее. Пекло солнце. Высоко в небе пели жаворонки. Вилась, петляя по степи и меж холмов, дорога.

И вновь следовали нескончаемые рассказы.

— А вот я скажу вам, — обращаясь к Шишкину, говорил седой старик, — с лишком за сто лет до нас, в деревне Голыгиной, под мостом, в каждую полночь, жаловались и плакали души человечьи. Сказывают, Хованских. Их ведь казнили и затоптали в гати Голыгинской. Вот ведь какие места. Жуткие. Я в ночь-то там ни разу не проходил. Люди сказывают, недавно совсем тени чьи-то вновь являлись ночью на дороге, проезжих останавливали и требовали от них вызова свидетельств к суду Божью на князя Василия Голицына. А один из Хованских, говорят, кланяясь, снимал свою отрубленную голову, как шапку.

К вечеру, едва солнце касалось кромки леса, добирались до Рахманова, откуда все верующие сворачивали в Хотьков монастырь, поклониться праху родителей преподобного Сергия: Кириллу и Марии.

А верст за семь от Троицы открывались среди зелени лесов златые главы обители вокруг огромной колокольни.

Троицкая Лавра с основания своего была истинно русскою защитою. Благочестивые старцы ее, как писал Н. М. Карамзин, не только молитвами, но и делом ревностно служили Отечеству.

Монахи монастыря, заступники России в смутную пору стойко отбивались от поляков. Не дали им себя одолеть. Отсюда Аврамий грамоты по Руси рассылал…

Зная тягу Шишкина к истории, можно предположить, что испытывал он, пребывая в Лавре. Не произносил ли оп те же слова, которые вырывались много позже у В. И Сурикова: «Я на памятники как на живых людей смотрел — расспрашивал их: «Вы видели, вы слышали — вы свидетели».

Трудно, а скорее всего и невозможно отыскать рисунки, сделанные Иваном Ивановичем во время путешествий в Троицкую Лавру. Но нельзя не прийти к мысли, что само путешествие, вызванное уважением к прошлому, помогало Шишкину, как и всякому совершающему паломничество в обитель, глубже познать русскую историю, крепче полюбить родные места. И (сделаем такое предположение), утверждая много позже, что пейзане должен быть не только национальным, но и местным, Шишкин имел в виду историю места, чувства, пережитые здесь художником.

О том, что такие путешествия не прошли бесследно для товарищей Ивана Ивановича, можно судить по тому, что В. Г. Перов напишет известное «Чаепитие в Мытищах», Г. С. Седов обратится к исторической живописи, в 1870 году получит звание академика за картину «Иван Грозный и Малюта Скуратов».

Впрочем, сама школа, дух, витавший в ней, много способствовали пробуждению интереса к русской истории, познанию ее.

Свидетельство тому письмо К. И. Борникова и Е. А. Ознобишина к И. И. Шишкину от 13 апреля 1856 года, в котором они сообщают о работах, начинаемых учениками училища: «…В классе у нас что-то затевают новое, именно программы… Астрахов будет писать площадь — фигур 60, Маковский — Минина в Нижнем Новгороде, когда народ приносит свое имущество. Брызгалов Дмитрия Донского, когда он молится перед битвою».

К. Маковский в 1861 году получит золотую медаль за картину «Агенты Дмитрия Самозванца убивают сына Бориса Годунова».

Общаясь между собой, ученики Училища живописи и ваяния своими взглядами на жизнь, живопись воздействовали друг на друга. Молчаливый «Семинарист» — Шишкин — был явно интересен товарищам. Они рисовали его. Сохранился портрет Шишкина, сделанный Г. Седовым в 1859 году. Известен и его портрет работы К. Маковского, сделанный в 1857 году.

Ближайшими друзьями Шишкина были: Гине, Ознобишин, Седов, К. Маковский, Борников, Колесов, Перов. Некоторые фамилии нынче забыты. Но именно их влияние невольно сказывалось на взглядах молодого Шишкина, так же, в свою очередь, и он влиял на них.

Мокрицкий сумел объединить учеников, создать дружескую обстановку. А полученные знания помогали в поисках истин.

«Товарищи передавали друг другу свои познания, никакое явление жизни не проходило для них бесследно, и в Иване Ивановиче развилась та необыкновенная наблюдательность, которая потом составляла важную черту его характера, — писала Комарова. — На этих вечерних собраниях будущие русские художники покончили с классицизмом и при взаимной поддержке могли дать отпор классическому направлению школы».

В набросках автобиографии Шишкин напишет о топ поре: «Явный протест против классицизма: я, Перов, Маковский К., Седов, Ознобишин».

О спорах, мыслях, вызревающих в них, косвенно можно судить по работам художников, написанным в последующие годы.

По-разному сложится их судьба. Станет держать себя большим барином Константин Маковский. Немалые деньги сумеет заработать, сбывая посредственные картины. Но запал юности даст о себе знать, и на конкурсе 1872 года Маковский получит первую премию по жанровой живописи за картину «Отдых во время жатвы». Не все погибнет в небесталанном человеке.

Саша Гине — старый товарищ по гимназии («Фамилия хоть и немецкая, но он чисто русский, славный малый», — писал Шишкин родителям) — «человек с талантом». Третьяков приобретает две его работы. «На Ладожском озере» и «На острове Валааме». С конца 1856 года они вместе станут учиться в классе у С. М. Воробьева.