Широкий угол - [47]

– Если верить часам, мы перенеслись на восемь часов вперед. А по ощущениям – на пару веков назад, – сказал Патрик, идя по рукаву, и ухмыльнулся.

Я ответил улыбкой. Подумал, что ему, выходит, тоже непросто.

– Неплохо сказано. Я как раз о чем‐то таком думал. По правде сказать, я еще ни разу не был в арабской стране.

– Эзра, – он резко остановился и вытянул шею, глядя на меня. – Ты просто не представляешь, как сложно мне было решиться сюда поехать. Несколько лет назад я себе поклялся, что ноги моей не будет в какой‐нибудь ретроградной стране, где быть геем – преступление. Но вот я здесь, в этом самолете. Билет до ада в одну сторону.

– А почему ты решил нарушить клятву и поехать?

– Потому что я бы и в жизни не подумал, что меня позовут на съемки обложки «Доуп». А еще… – он красноречиво кивнул на Сьерру Хаджар, – учитывая, что модель такая…

Я рассмеялся.

– В общем, ни такому журналу, ни такой модели не отказывают.

– И фотографу!

– Ну и подхалим же ты, Патрик! Знаешь же, что я обожаю с тобой работать и никого, кроме тебя, с собой не позвал бы. А вообще, честно скажу, я тоже с трудом решился. Разумеется, от таких предложений не отказываются, но устроить себе гемор, согласившись отправиться в Персидский залив… Особенно учитывая, что пишут о нынешних беспорядках… Хорошо, что я с родителями не общаюсь, а то бы у них инфаркт случился…

– Значит, это будет испытанием для нас обоих. И оно сделает нас сильнее. Я стану еще более закоренелым геем, ты – еще более закоренелым евреем.

Мы оба расхохотались и приготовились предъявить паспорта на границе.

Поездка на машине от Мухаррака до центра Манамы не заняла и двадцати минут; за рулем сидел Яссим, тот самый гид, приставленный к нам правительством. Ему было года двадцать четыре на вид, ближневосточный тип лица, белая рубашка идеально отглажена. Я сидел впереди рядом с ним и глядел в окно, впитывая каждую деталь. Эстакада шла вдоль побережья, и с нее открывался потрясающий вид на море, вальяжно раскидывающееся за каждым незастроенным клочком земли. Едва мы въехали в Манаму, справа от нас выросла громада Всемирного торгового центра – двух соединенных огромными ветрогенераторами башен. Обе сияли синими огнями. Странный город. Прямо посреди пустыни возникла дорожная развязка, за ней начались какие‐то дома, за ними высился небоскреб, а за ним – еще выше – Всемирный торговый центр, самое высокое здание города. Из Мухаррака, откуда было рукой подать до столицы, казалось, что в городе только и есть, что эти две башни.

В гостиницу мы приехали в шесть вечера. Отель «Интер Континенталь» оказался уродливым блоком желтоватого цемента с претензией на роскошь. Лобби оказалось таким просторным, что в нем становилось не по себе, а попытка заставить постояльцев расслабиться среди странных произведений современного искусства и эклектичной мебели с треском провалилась. Мы показали паспорта и получили ключи от номеров; каждому из был заказан отдельный. Я вспомнил, как меня поселили в одном номере с мудилой Трейвоном, довольно улыбнулся, забрал ключ и направился к одному из лифтов.

– У вас полчаса, чтобы устроиться, потом встречаемся в лобби и идем на ужин, – объявил нам Яссим.

Мы с Патриком многозначительно переглянулись. Нам не терпелось обменяться впечатлениями об отеле, что мы и собирались сделать, как только Яссим оставит нас одних. Нас удачно поселили в соседних номерах.

– Вид херовый, – первым делом отметил Патрик на своем непринужденном английском, зайдя ко мне в номер и встав у окна. Я распаковывал чемодан и перекладывал одежду в шкаф. Оборудование лежало в безопасности в большом черном кофре, а одежда для съемок была у Лизы. Выделенный на съемки бюджет не позволял даже ассистента взять, а стажера, готового самостоятельно заплатить за перелет и проживание, как‐то не нашлось. Журнал потратил на нас четверых больше шести тысяч долларов и еще должен был заплатить по завершении работы. – Внизу парковка до горизонта. Дальше дома там и сям понатыканы. А потом эти две башни – один в один ректальные свечи.

– Да ну тебя. Они похожи на два паруса.

– Да ладно, ну правда же, этот город производит странное впечатление.

– А я и не спорю.

Я включил компьютер и открыл сайт «Си-эн-эн», чтобы посмотреть последние новости с Ближнего Востока. В Манаме и не только началась новая волна протестов.

– Время как специально подбирали, – заметил Патрик, бросив взгляд на экран. Он включил телевизор. Шли новости на арабском: местные политики жали друг другу руки. Потом показали еще несколько репортажей – все они были посвящены местной экономике и другим событиям в соседних странах, в том числе Иране и Саудовской Аравии. На этом выпуск закончился.

– Местное телевидение о протестах молчит. Что бы это значило?

– Не знаю. Может, они не такие масштабные, как говорят на «Си-эн-эн», – предположил я.

– Или здесь их цензура не пропускает.

– Возможно.

Я выключил телевизор. Было пора спускаться в лобби. Яссим ждал нас – уже в другой рубашке, тоже белой. Он отвез нас в ливанский ресторан в пяти минутах от отеля. Едва мы сели, как официант уставил весь стол тарелочками с самыми разными ближневосточными закусками, которые, как сказал Яссим, назывались «мезе». Сьерра внимательно рассмотрела их одну за другой и сказала, что съест только кусок питы. «Предпочитаю рисковать только после съемок», – пошутила она. Мы с Лизой и Патриком без колебаний наполнили тарелки этой роскошью. Ресторан был переполнен. Я заметил, что среди посетителей почти одни мужчины; редкие женщины были в хиджабах. Лизу и Сьерру еще до поездки предупредили, что одеваться надо будет скромно, в одежду, закрывающую руки и ноги. Фоном звучала арабская музыка, подражавшая американскому хип-хопу. Яссим объяснил, что самые популярные ближневосточные певцы – это Хаитам Шейкер из Эмиратов и Маджид аль-Мухандис из Ирака. А вот иранская музыка тут не котируется, заметил он. В какой‐то момент заиграла всем известная песня