Широкий угол - [41]

Шрифт
Интервал

Он пожал плечами.

– Извини. Сказал же, куплю другое.

– Эта бутылка стоила сто пятьдесят долларов, придурок! – завопил я в ярости.

Дверь в комнату Джеймса открылась.

– Простите, а можно потише? У меня конференс-колл с Сеулом.

Я проигнорировал его и продолжил:

– Конечно купишь, и прямо сейчас!

Я проталкивался сквозь толпу, оглядываясь в поисках хоть одного знакомого лица, но без толку. В руках у меня была бутылка «Брунелло» – пришлось покупать новую после того, как придурок Сет пустил первую на свою сангрию. Я проходил мимо людей – они громко болтали, держа в руках бокалы с шампанским. Никого из них я прежде не видел. Гостиная была забита до отказа; потея в пиджаке, купленном в «Заре» в надежде, что никто этого не заметит, я подошел к столу, заставленному подносами с канапе, поставил на него бутылку и попросил у официанта стакан воды. Он пробормотал что‐то вроде: «Пойду поищу», – судя по всему, в доме Вивианы шампанское найти было куда проще, чем воду. Я закатил глаза. Ко мне подошел какой‐то невысокий коренастый парень с умными глазами, темными волосами и запущенной бородой.

– Ты Эзра? – спросил он, пытаясь перекричать шум.

Я поглядел на него: одет он был скромно, но выглядел очень уверенно.

– Да. А ты кто?

– Патрик. Приятно познакомиться, – он протянул мне руку, и я крепко пожал ее. Парень казался одним из немногих приятных людей на вечеринке. У него был сильный акцент, но какой именно, я не понимал.

– Я пару раз работал с Трейвоном, он о тебе говорил.

– С Трейвоном?

– Ага, с ним. Ты не обращай на него внимания. Со мной он тоже ведет себя как козел. Сказал мне, что работает с каким‐то низкорослым чернявым уродом, и ты оказался первым, кого я встретил в этом хаосе. Смешно, правда? Но вообще‐то он не прав. Ты совсем не урод.

– Да уж, Трейвон – сама любезность, – ответил я с сарказмом. Я даже не попытался улыбнуться комплименту – не понимал, какова его цель.

– Кем работаешь? – поинтересовался я.

– Стилист по прическам. По мне что, не видно? Хорошего парикмахера всегда можно узнать по гнезду на голове, – усмехнулся он. – А ты, я слышал, собираешься публиковаться в «Нейтив». Неплохо.

Он рассказал, что несколько лет назад переехал в Нью-Йорк из какого‐то городишки под Варшавой и пошел на курсы парикмахеров. Закончив их, начал работать и с тех пор так ни разу и не ездил к родителям в Польшу. Не из экономии – зарабатывает‐то он прилично. Но он – гей, и в Польше он чувствовал себя изгоем. Варшава живой современный город, а вот о польской провинции так не скажешь, пояснил Патрик.

– Слушай… – попытался я прервать разговор, хоть Патрик и произвел на меня впечатление нормального парня. – Ты Вивиану случайно не видел? Мне надо отдать ей эту бутылку.

– Нет, зато видел Трейвона. Он где‐то там.

– Спасибо.

Прежде чем я ушел, Патрик дал мне свою визитку. Я улыбнулся ему и подошел к Трейвону, который вырвал бутылку у меня из рук, даже не поздоровавшись, и махнул рукой, чтобы я шел за ним. Не знаю, в чем тут было дело: то ли в том, что Трейвон был звездой подиума, то ли в том, что он был очень высоким, но пробираться сквозь толпу ему оказалось куда проще, чем мне: перед ним все тут же расступались.

Наконец я увидел Вивиану, стоявшую рядом с Перри.

– О, кто пришел! – воскликнула Перри. Ее большие зеленые глаза были густо подведены и слегка подкрашены мерцающими тенями. Она так и сияла. Перри взяла бутылку у Трейвона куда бережнее, чем он выхватил ее у меня, и протянула Вивиане.

– Это вам от нас.

Длинные волосы с высветленными прядями спадали Вивиане на спину. На ней было ярко-красное платье и туфли на высоченных каблуках – в них она казалась еще выше и величественнее, чем на съемочной площадке, где расхаживала в своих любимых коричневых сапогах. Она расцеловала нас одного за другим. Затем разлила вино по бокалам и произнесла тост за успех кампании «Готт Норви». У меня сжалось сердце, когда я вспомнил о деньгах, потраченных на новую бутылку, и словах продавца: «Вижу, вино вам понравилось!» Мне не хватило духу признаться, что, даже если бы оно мне и понравилось, я бы ни за что не купил еще одну бутылку. Сет отказался покупать новое «Брунелло», предложив мне просто взять воронку и перелить сангрию в пустую бутылку, предварительно убрав куски фруктов. Вот только в вине уже были три ложки сахара и банка спрайта, и Вивиана сразу почувствовала бы, что это никакое не «Брунелло». Потягивая вино, я посылал лучи проклятия Сету с его сангрией. Ноток имбиря и розмарина, обещанных продавцом, я так и не почувствовал.

Двумя часами позже я подъехал на такси к дому. В квартире стояла тишина. Джеймс спал у себя в комнате, а Сет уехал на Рош а-Шана к родителям в Нью-Джерси. Я разделся и собрался залезть в душ, надеясь смыть с себя все пережитое на вечеринке у Вивианы. Там я чувствовал себя совершенно не на своем месте, рыбой, вытащенной из воды, маленьким уродливым Эзрой Крамером в жалком костюме из «Зары» в окружении всяких снобов. Я уже собирался запереться в ванной, когда в дверь позвонили. Я спросил, кто там. Для соседей, решивших зайти за мукой или штопором, поздновато.


Рекомендуем почитать
Аллегро пастель

В Германии стоит аномально жаркая весна 2018 года. Тане Арнхайм – главной героине новой книги Лейфа Рандта (род. 1983) – через несколько недель исполняется тридцать лет. Ее дебютный роман стал культовым; она смотрит в окно на берлинский парк «Заячья пустошь» и ждет огненных идей для новой книги. Ее друг, успешный веб-дизайнер Жером Даймлер, живет в Майнтале под Франкфуртом в родительском бунгало и старается осознать свою жизнь как духовный путь. Их дистанционные отношения кажутся безупречными. С помощью слов и изображений они поддерживают постоянную связь и по выходным иногда навещают друг друга в своих разных мирах.


Меня зовут Сол

У героини романа красивое имя — Солмарина (сокращенно — Сол), что означает «морская соль». Ей всего лишь тринадцать лет, но она единственная заботится о младшей сестренке, потому что их мать-алкоголичка не в состоянии этого делать. Сол убила своего отчима. Сознательно и жестоко. А потом они с сестрой сбежали, чтобы начать новую жизнь… в лесу. Роман шотландского писателя посвящен актуальной теме — семейному насилию над детьми. Иногда, когда жизнь ребенка становится похожей на кромешный ад, его сердце может превратиться в кусок льда.


Истории из жизни петербургских гидов. Правдивые и не очень

Книга Р.А. Курбангалеевой и Н.А. Хрусталевой «Истории из жизни петербургских гидов / Правдивые и не очень» посвящена проблемам международного туризма. Авторы, имеющие большой опыт работы с немецкоязычными туристами, рассказывают различные, в том числе забавные истории из своей жизни, связанные с их деятельностью. Речь идет о знаниях и навыках, необходимых гидам-переводчикам, об особенностях проведения экскурсий в Санкт-Петербурге, о ментальности немцев, австрийцев и швейцарцев. Рассматриваются перспективы и возможные трудности международного туризма.


Пёсья матерь

Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.


Найденные ветви

После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.