Ширали - [7]

В степи чертополох заменяет дрова.

Он развязал мешок с едой и достал оттуда кусок копченого мяса, хлеб и несколько помидоров. Отрезав от хлеба два ломтя, он воткнул в каждый из них по трехзубовой проволочной вилке и поставил вилки у огня. Потом намазал поджаренный хлеб маслом, не забыв закрыть банку крышкой, и положил каждый кусок на отдельную тарелку вместе с мясом и разрезанными пополам помидорами. Чайник уже пел, чуть бренча, и бурлящие пузырьки начали подниматься верх.

- Ты же говорила, что хочешь есть.

- Хочу.

- Все готово.

Девочка ковыляла по ухабам, как зачарованная, не сводя взгляда с чего-то, что она держала в руке.

- Папа, посмотри, - она протянула руку.

- Это гусеница.

- Она кусается?

- Нет. Но если ты будешь поднимать все, что видишь, кто-нибудь тебя укусит.

- Можно я оставлю ее у себя?

- Как хочешь.

Глаза девочки засветились от удовольствия. Она обхватила его шею ручонками и крепко поцеловала его в шляпу.

- Спасибо, папа, ты хороший.

- Ладно, ладно, - проворчал он. - Садись есть.

Он бросил щепотку чая в кипящую воду, снял котелок с огня, подхватив проволочной вилкой за ручку, и поставил у своих ног. Девочка ела жадно, рассеянно глядя, как кувыркаются чаинки.

- Чем ее кормят?

- Кого?

- Гусеницу. Она ест хлеб?

- Листья она ест.

Маколи налил в кружки принявший цвет патоки чай. Положил в него сахар. Не спеша стал отхлебывать. Девочка ждала, пока ее чай остынет. Она спрятала гусеницу в карман своего комбинезона и время от времени оттопыривала карман, желая убедиться, что гусеница еще там.

Пока они сидели и ели под лучами жаркого солнца, окруженные роем мух, которые прилетели за своей долей, на ведущей с запада дороге появился сгорбленный пожилой человек. Маколи сразу понял, кто он: бродяга, такой же, как он сам, только с равнин.

- Добрый день вам.

- Добрый день.

- Жарко сегодня.

- Да, не холодно.

Старик опустил на землю свой свэг и почесал вспотевшую под шляпой голову. Шляпа дернулась, но не упала. Он был похож на копченую рыбу, сухую, сморщенную и коричневую. Башмаки его были цвета засохшей коровьей лепешки. Полосатые брюки, на которых полоски, шириной в карандаш, местами совсем стерлись, давно приняли форму ног и обвисли. Они держались только на бедрах. На коленях образовались мешки. Ремень с большой пряжкой, предназначенный для того, чтобы держать брюки, опоясывал живот, служа лишь украшением для серой шерстяной рубашки. Из-под шляпы выбивались седоватые волосы.

Маколи решил позволить старику проявить инициативу. Пусть покажет себя. В свое время он видел множество таких «равнинных индюков», как их называли. Он хлебнул с ними горя, вернее, это они хлебнули горя с ним. Ни с одним из них он не ладил. Виной тому был их профиль. Эти индюки не любили таких, как он, «бродяг с холмов», относились к ним с презрением и ненавидели их холмистую страну. Никогда не приходили на помощь. Они держались кланом, сами по себе.

Они бродили только по равнине, ходили по дорогам и тропам, проложенным между овцеводческими и зерноводческими фермами, вновь и вновь по одним и тем же местам. Они ходили от фермы к ферме во время стрижки овец, дважды в день обедали, набивали едой заплечные мешки и шли к следующей ферме. А если во время их путешествия по равнине стрижка овец была уже завершена, они все равно обходили фермы, добывая себе еду и ночуя в сараях. Если им надоедало ходить, они брались за мотыгу и корчевали чертополох, но не слишком утруждали себя, поскольку дела было не много, а деньги платили. Они знали все места, где можно поесть и поспать, и умели безошибочно распознавать членов своего индюшачьего братства.

Старик почувствовал напряженность обстановки. Пожал плечами и дружелюбно улыбнулся.

- Я не собираюсь спрашивать у тебя откуда ты пришел. Мне все равно, сынок. Не спрошу: «Как нынче на холмах?». Ты и глазом не моргнешь, а я буду уже вон там. - Он засмеялся, закудахтав.

Маколи, прищурив глаза, посмотрел на него и снова принялся свертывать сигарету.

- И детеныш с тобой? Как тебя зовут, малыш?

- Пострел, - выпалила девочка.

Старик, казалось, был доволен.

- Пострел? Вот так имя! Очень тебе идет.

- А тебя как зовут?

- Меня? У меня много имен. Мамаша звала меня Сэмом.

- А где сейчас твоя мама?

Старик не знал, что ответить, но его спас Маколи, который, закончив свои наблюдения, решил не ссориться.

- Если хочешь чаю, там осталось, - сказал он. Старый индюк растерянно посмотрел на него, словно и сам не мог понять, хочет он чаю или нет, хотя отлично знал, что чаю хочет. Маколи был уверен в этом.

- Спасибо.

Маколи сполоснул свою кружку и протянул ее старику. Тот дрожащей рукой наполнил ее до краев и со вздохом опустился на свэг, поставив локти на колени и держа теплую кружку в обеих руках.

- С собой его таскаешь? - спросил он, посмотрев на ребенка.

- Это девочка.

Старый Сэм удивился. Девочка? Тем хуже, считал он. Ему не терпелось разузнать, в каком они родстве и зачем путешествуют вместе, словом, выяснить все отчего и почему. Все эти вопросы были прямо написаны на его лице, но Маколи молчал.

- Лишняя спица в колесе, а? Я имею в виду, таскать ее с собой и прочее.

- Не жалуюсь.