Шестое чувство - [17]

Меада не могла больше выносить это. Ей хотелось смеяться и плакать одновременно, но плакать в его объятиях. Она произнесла мягким, но дрожащим голосом:

– Но разве все не прекратилось само собой… когда ты забыл?

– Конечно, нет! Нельзя считать все потерянным, если ты просто забыл. Допустим, мы поженились, меня контузило в голову, разве это могло разрушить наш брак? Ладно, я рад, что ты понимаешь, к чему я клоню. Это не может разделять нас. Если ты хочешь, чтобы я перестал называть тебя дорогая, тогда ты сама разрываешь все между нами.

– Или ты.

– Дорогая, ну почему я? Мне все это как раз очень нравится. Нет, но если ты хочешь покончить с этим, сделай это сама. Я не дарил тебе обручального кольца?

Она мотнула головой.

– Нет.

– Недостаток денег или времени? Когда в самом деле произошла помолвка?

– В день нашего отплытия.

– Как это досадно – ни для чего нет времени! Ну что ж, в таком случае я выгляжу каким-то неприятным и скупым типом. Жаль, что у тебя до сих пор нет обручального кольца, потому что тогда ты легко бы могла бросить его через стол со словами: «Между нами все кончено». Разве не так? – Он горько усмехнулся. – Послушай, у меня возникла великолепная идея. Мы возвращаемся в город, и ты получаешь свое кольцо. И только тогда ты бросаешь его с соответствующими пояснениями. Как это тебе?

– Совершенно безумная идея, – ответила Меада.

– Есть прекрасная испанская пословица: «И в безумии есть своя сладость». В более общем смысле это означает: «Горькую пилюлю надо подслащивать». Пойдем, кофе откладывается. Все это выглядит отвратительно. Какое кольцо будем покупать – с изумрудом, сапфиром, брильянтом, рубином? Что ты предпочитаешь?

Меада была поражена этими язвительными насмешками.

– О, Жиль, ты такой дурачок! – воскликнула она.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

В этот день произошло несколько событий. Ни одно из них не имело какого-то особого значения, тем не менее каждое из них заняло свое место в складывающейся страшной картине. Это очень походило на рисунок на ткани – светлые тона вызывают радость, темные – печаль, красные наводят мысли о крови, черные – на уныние; этот рисунок как будто отпечатался на доме Ванделера и на всех его обитателях. Ни один тон не имел сам по себе смысла, но все вместе они составляли картинку.

Миссис Андервуд, упаковывая посылки под бдительным оком мисс Миддлтон, все время думала о Кароле Роланд и никак не могла избавиться от этих мыслей.

– Нет, нет, миссис Андервуд, боюсь, так не годится. Этот узел сползет.

Невыносимая особа. Миссис Андервуд надеялась, что Меада будет не только ей благодарна за это, но также с пользой для себя проведет время вместе с Жилем Армтажем, он такой приятный мужчина, как они подходят друг другу. Если только нет ничего плохого. Только бы ничего не стряслось. Это надорванное письмо. Вряд ли я сумею найти деньги, не рассказав Годфри. Драгоценности у меня одна дешевка… Мисс Сильвер, она мне не по карману. Кроме того, что она может сделать? Нет, надо что-то предпринять. Допустим, они не станут ждать, допустим, они расскажут Годфри. Нет, они не должны… надо что-то делать. Если в сумочке Каролы Роланд лежало мое письмо… Возможно, это не мое письмо… Бумаги такого цвета так много…

– Миссис Андервуд, в самом деле, так не годится…

Автомобиль Жиля и Меады съехал с дороги и стоял на пустыре, где запоздало отцветали заросли дрока.

– Меада, дорогая!

– Жиль, ну перестань!

– Перестать? Мне? Но ведь я люблю тебя. Ты что забыла?

– Это ты все забыл.

Его руки обхватили ее, его губы оказались рядом с ее губами.

– Нет, ничего из того, что происходит. Моя глупая голова всего лишь дала трещину. Зато ты помнишь все. О, Меада, разве ты не видишь, я потерял голову от тебя?

Мисс Гарсайд, мрачная и напряженная, подобрала с прилавка кольцо, которое подтолкнул в ее сторону через весь прилавок дородный еврей в очках. Точно швырнул: в жесте явственно сквозило презрение. Она сказала:

– Но оно застраховано на сотню фунтов.

Ювелир лишь пожал плечами.

– Это меня не волнует. Ваш камень поддельный, это страз.

– Вы уверены? – на какой-то миг сквозь напряженность проступила явная недоверчивость.

Ювелир-еврей снова пожал плечами.

– Несите его куда хотите, вам везде скажут то же самое.

***

Миссис Уиллард из квартиры № 6 мерно всхлипывала, лежа на кушетке и уткнувшись лицом в подушку с оборками. Кушетка представляла собой часть гарнитура, который Альфред и она приобрели на скопленные ими деньги перед тем, как пожениться. Гарнитур стоял на месте, заново перетянутый незадолго перед войной, но Альфред… В ее руке была сжата скомканная и смоченная слезами записка. Она обнаружила ее в кармане плаща, который собиралась отдать в химчистку. Ничего такого особенного в ней не содержалось, но несчастной миссис Уиллард, не имеющей никакого опыта в подобного рода делах, казалось, что содержалось. Альфред был непоседливым и порой раздражительным: он укорял ее за неаккуратность, неопрятность, беззаботное отношение; он не умел ценить ее умение готовить; но, чтобы он был ей неверен, чтобы бегал за блондинкой, живущей наверху, казалось ей немыслимым.

А она так верила ему. Она снова прочитала записку, держа ее перед заплаканными глазами.