— Мне, вероятно, следовало бы стыдиться сознания, — Сказала миссис Бэлмор, с удовольствием кушавшая свой завтрак, — что я не была особенно смущена. Мне, кажется, нужно было кричать или упасть в обморок, чтобы все вы забегали вокруг меня в живописных костюмах.
Но, когда прошло первое удивление, я, право, не могла довести себя до паники. Призрак удалился со сцены мирно и спокойно, завершив свой небольшой обход, и после того я снова заснула. Почти все слушали, вежливо принимая рассказ мс Бэлмор за выдумку, великодушно преподнесенную в противовес злостному видению мс Фишер-Сюймпкинс. Но один или двое из присутствующих заметили, что утверждения ее носили искренний характер. Правда и чистосердечие сквозили в каждом ее слове. Даже насмехающийся над привидением — если бы он был очень наблюдателен — должен был бы допустить, что она, действительно, видела волшебного посетителя, хотя бы во сне. Вскоре горничная м-с Бэлмор начала укладывать ее вещи. Через два часа должен был прибыть автомобиль, чтобы отвезти гостью на станцию.
Когда Тиренс прогуливался по западной террасе, м-с Бэлмор подошла к нему с конфиденциальным блескрм в глазах.
— Я не хотела рассказывать всем остальным, — сказала она, — но вам я скажу. Мне кажется, вы некоторым образом за это ответственны. Вы знаете, каким образом призрак разбудил меня вчера ночью?
— Он гремел цепями? — спросил Тиренс, — или стонал? Они обыкновенно делают то или другое.
— Не знаете ли вы, — продолжала м-с Бэлмор с внезапной непоследовательностью, — не похожа ли я на какую-нибудь родственницу вашего беспокойного предка, капитана Кинсольвинга?
— Не думаю, — ответил Тиренс с чрезвычайно удивленным видом. Никогда не слыхал, чтобы которая-нибудь из них была известной красавицей.
— Тогда почему же это привидение поцеловало меня в чем я совершенно уверена? — спросила мс Бэлмор. глядя серьезно в глаза молодого человека.
— Боже мой! — воскликнул Тиренс, широко раскрыв глаза от удивления. Не может быть, м-с Бэлмор! Неужели он, действительно, поцеловал вас?
— Я сказала «оно», — поправила мс Бэлмор. — Надеюсь, что безличное местоимение употреблено правильно.
— Но почему вы сказали, что я ответствен?
— Потому что вы — единственный живой мужской потомок духа.
— Понимаю! До третьего и четвертого колена! Но серьезно! Правда, вы думаете, что он или оно — как вы..?
— Думаю, как всякий думает. Я спала и это разбудило меня: я в этом почти уверена.
— Почти?
— Да, я проснулась как раз тогда. Неужели вы не понимаете, что я хочу сказать? Когда что-нибудь внезапно разбудит вас, вы не совсем уверены: видите ли это вы во сне, или наяву, и все-таки вы знаете, что… боже мой, Тиренс, неужели мне нужно анализировать самые элементарные ощущения, чтобы удовлетворить ваш невероятно практический ум?
— Относительно поцелуев привидений, — сказал смиренно Тиренс, — Я нуждаюсь в самом элементарном обучении. Я никогда не целовал духа. Какое это..?
— Ощущение? — сказала м-с Бэлмор, с предумышленным, слегка насмешливым ударением. — Если вы ищете знаний, то могу вам сказать, что это — смесь материального с духовным.
— Должно быть, — сказал Тиренс, внезапно став серьезным, — это был сон и нечто вроде галлюцинации. Никто в наше время не верит в духов. Если вы рассказали эту историю по доброте сердечной, м-с Бэлмор, то не могу выразить, как я признателен. Это совсем осчастливило мою мать. Ваш революционный предок — изумительная идея.
М-с Бэлмор вздохнула.
— Моя участь общая Со всеми духовидцами, — покорно сказала она. — Моя изумительная встреча с духом приписывается салату из омаров или обману. У меня по крайней мере осталось от видения одно воспоминание — поцелуй из невидимого мира. Вы не знаете, Тиренс, был ли капитан Кинсольвинг очень смелым?
— Он, кажется, был убит при Иорктоуне, — сказал Тиренс, припоминая. — Говорят, что он удрал со своей ротой после первого сражения.
— Мне кажется, он был робок, — рассеянно произнесла мс Бэлмор: — он мог бы выдержать второй.
— Второй бой? — тупо спросил Тиренс.
— О чем же другом я могла бы говорить? Теперь мне пора собираться, автомобиль будет здесь через час.
Какое прекрасное утро, — не правда ли, Тиренс?
По дороге на станцию мс Бэлмор вынула из саквояжа шелковый носовой платок и загадочно взглянула на него. Затем завязала на нем несколько крепких узелков и бросила его, в подходящую минуту, через скалу, вдоль которой вилась дорога.
Тиренс, в своей комнате, отдавал приказания лакею Бруксу:
— Заверните весь этот хлам в пакет и отправьте по адресу, указанному на этой карточке.
Это была карточка нью-йоркского костюмера. «Хлам» состоял из мужского костюма XVIII века, белого атласа с серебряными пряжками, из белых шелковых чулок и белых же лайковых туфель. Пудренный парик и шпага дополняли костюм.
— Поищите, Брукс, — немного тревожно прибавил Тиренс, — не найдете ли вы шелковый платок с моей меткой в углу? Я, должно быть, обронил его где-нибудь.
Месяц спустя м-с Бэлмор с одной или двумя дамами из элегантного общества составляла список приглашенных на поездку в экипажах через Котскайль. Она просматривала список для окончательной цензуры. В нем стояло имя Тиренса Кинсольвинга. М-с Бэлмор слегка провела по имени своим цензорским карандашом.
