Шесть повестей о легких концах - [13]
— Иди на дворъ, крикунъ тонкожилый!
Вышелъ. Къ конягѣ. Вспухло пузо. Легла. Ноги раскинула. Вѣдь околѣетъ! Загнали шарамыжники! Отъ нихъ, отъ нихъ — жена, коняга, совѣты — все! Вотъ этотъ среди двора — проклятый, даже говорить не можетъ, только-бъ обмызгать все, напакостить, надуть.
Идетъ.
— Ты что здѣсь разсѣлся? Мать твою! Слышишь? Коняга околѣетъ.
Полъ-Луи словъ не понимаетъ, но видитъ — золъ, грозитъ. Изъ за жены. Вѣрно думаетъ не Виль, а я. Впрочемъ — все равно. И злобы нѣтъ. Легко. Не выдержалъ. Улыбнулся.
— Смѣешься? Коняга, говорю тебѣ… Да что тутъ!..
Возжами хлещетъ. Поль-Луи упалъ. Ящикомъ по головѣ. Готово.
Снѣгъ задышалъ едва, но не поддался. Жесткій, крѣпкій. Утро. Извозчикъ у окна кричитъ:
— Хозяйка! А хозяйка! Отомкни! Я видишь-ли того!.. Делегата прикончилъ!.. Коняга околѣла!.. Зови скорѣй милицію!..
Третья
Акціонерное общество «Меркюръ дэ Рюсси»
Часть первая
СНАЧАЛА — ничего. Сѣрая рѣдкая трава. Лѣтомъ — пыль, зимой — снѣгъ. Все — само собой. Притомъ ни людей, ни звѣрей, ни историческихъ воспоминаній. Хоть бы курганишка захудалый, хоть бы байбакъ, хоть бы кедровые орѣшки прошедшаго барана — ничего. На сѣверѣ — далеко цѣпенѣетъ въ чинѣ, въ санѣ Санктъ-Петербургъ. Даже бородавки на подбородкахъ балетомановъ и тѣ изъ державнаго гранита. На югѣ — Гурзуфъ, мускатъ, кафэ глясэ, супруга бородавки, лежа на верандѣ, читаетъ книжку «Петербургъ», романъ, 32 печатныхъ листа. Есть еще востокъ и западъ — Имперія. Здѣсь просто — Халчакъ, имя и плѣшивая земля. Какъ сказано — баранъ и тотъ до вѣтру не ходилъ.
Въ Петербургѣ, въ Гурзуфѣ — часы, отрывные, настольные, карманные календари, года, эры. Въ Халчакѣ — ничего. И вотъ внезапно — выпираетъ годъ первый, а отъ Рождества Христова 1912-ый. Изъ Горбовки пришли, поковыряли. Вылѣзъ красный пластъ. Драконья кровь, сухой сокъ земли. Кривой Тарасъ — тертый — въ Юзовкѣ первымъ забойщикомъ былъ, — лизнулъ, понюхалъ, пальцемъ притеръ и весело, радостно, по божескому плюнулъ:
— Матушка — землица!.. Мать ее!.. Какъ баба — любить — запустишь, а потомъ держи — на тыщу будетъ…
Перекрестился. И въ Горбовкѣ попъ служилъ, сидѣлецъ винный выбился изъ силъ. Кадили, поминали всякое, ладошкой сотку, трехперстный — ковырять и спать.
Чтожъ!
Рыли. Тарасъ лѣзъ въ землю. Спускали въ корзинѣ — имя деликатное — «букетъ». Но запахъ не цвѣточный. Сѣра густо издавала. Эхъ, тухлая земля!.. За то богатство. У Тараса цѣпочка накладная и висюльки. Бабы падки на висюльки — сами гроздью виснуть. Работаетъ — и день и ночь.
Приказчикъ съ Торважного Завода пріѣзжалъ на двуколкѣ. Тараса умучилъ. Взялъ кусокъ земли и завернулъ въ газету. Усмѣхался. Далъ цѣлковый.
«Русское Слово», № 218. 1912-ый годъ. Телеграммы: «Въ Халчакѣ, близъ Горбовки крестьянами открыты богатѣйшія залежи киновари.» (Отъ собств. корр.)
Поэтъ — проѣхалъ гдѣ-то. Тикъ купе, стекло слезится — дымъ. Чадилъ трубный лѣсъ. Приподнялъ віевы чудовищныя вѣки. Послѣ давней правды, и Непрядвы, послѣ святой цыганщины, Елагина, и вдалекѣ — средь дыма папиросъ — встрѣчи съ Нею (въ Египтѣ? Или въ красной ложѣ, гдѣ ботики и съ ананасомъ шеколадъ) увидѣлъ. Екнуло. Но благословилъ. Глухо, трехдольнымъ:
«Америки новой звѣзда.»
Халчакъ. Вифлеемъ. Годъ первый.
Тарасъ Кривой — тертый — мертвъ. Дорылся. Отъ жирныхъ бабъ изсохъ, отъ киновари душной задохся. Кашель гуляетъ по нутру, то вверхъ у горла, — перхнетъ, прослезится Тарасъ. То внизъ, на дно, норовитъ все темное наружу вывернуть, какъ бурдюкъ. Словомъ — пролетѣли — сорокъ лѣтъ зряшныхъ, звѣзда Америки, цѣпочка, бабы, сѣра. Лопата у другого въ рукахъ. Тарасъ — ужъ не «букетъ»; смолистый, продолговатый ящикъ — торжественно спускается въ иную шахту.
Акціонерное Общество «Меркюръ де Рюсси».
Правленіе 74, Бульваръ де Миди, Брюссель.
Основной капиталъ 6.000.000 франковъ.
Вторые рудники въ Европѣ по добычѣ ртути.
Годовая добыча 68.000 метр. центнеровъ.
Годовой оборотъ во франкахъ: 3.000.000.
Колумбъ умеръ. Вмѣсто бронзоваго монумента: пьедесталъ, «благодарная Европа»… мотыка, гордое чело — въ корню сгнившій крестъ. За то Халчакъ живетъ. Сразу въ одинъ день — 14 января 1913 — прибыли: бельгійскій инженеръ m-r Волянсъ, и двое съ сѣвера — «кацапы». Рязанскіе — отецъ и сынъ — Егорычъ и Андрюшка. M-r Волянсъ мѣрялъ, считалъ, въ книжкѣ изъ крокодиловой кожи чертилъ углы. Егорычъ гривенникъ получилъ — отъ сердобольной и каракулевой — по случаю Крещенья, еще въ Лозовой, сходилъ въ «казенку», самъ выпилъ и сыну далъ. Въ баракѣ легъ подъ зубастую кусачую овчину, расчесалъ все отъ пупа до души, всплакнулъ.
— Эхъ!..
Но не кончилъ. Уснулъ.
«Феликсъ Ванденмэръ и С-вья». Два сына — Эмиль и Францъ. Эмиль — толстякъ — любитъ спокойные доходы, легкія рубашки-сѣтки, коктайль со льдомъ, мечтательныхъ модистокъ и — никуда, лежать до краха банка или до Страшнаго Суда. За то Францъ — порывъ: Конго, Того, Баку, цифры, ноли, баръ, флипъ, Фордъ, прыгъ, ночь — вотъ Францъ. Отецъ — синтезъ, цѣнитъ и возбуждающее и прохладительное. 59 лѣтъ. Вдовъ. Молодъ. Два вечера въ недѣлю (среды и субботы) у артистки Жанны. Два сына. Два вечера. Но двадцать два предпріятія:
