Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков - [62]

Шрифт
Интервал

С научной точки зрения образ Иггдрасиля как нашего исконного дома не лишен смысла. Приблизительно 3,2 миллиона лет назад одна из наших прародительниц упала, к примеру, с какого-то дерева. При необходимости она могла, более-менее выпрямившись, ходить по земле, хотя там, внизу, среди шустрых гиен и саблезубых кошек она была беспомощна. Дерево обеспечивало более надежный приют, и ее сильные руки с гибкими пальцами хорошо приспособились к лазанью. Недоставало ей только одного – легкости белки, сама-то она весила около сорока килограммов. Несмотря на относительно большой вес, она, по крайней мере однажды, вскарабкалась на двенадцатиметровую высоту – в раскачивающуюся крону. Интересно, что она там делала? Назвали ее Люси, потому что ученые как раз слушали песню «Битлз» Lucy in the Sky with Diamonds. Песня намекала на ЛСД, – так, может быть, на дереве был какой-то наркотический фрукт? Люси забралась вправду высоко? Так или иначе, она сорвалась с ветки. По причине веса скорость падения оказалось значительной. Она составила около шестидесяти километров в час, а это слишком много. Полученные Люси повреждения показали, что она успела вытянуть руки, чтобы смягчить удар, но это не помогло. Дерево уже не держало ее, и земля стала ее гибелью.



Почему деревья приобрели в мифах такое значение? Из-за давних воспоминаний? Дети ведь часто лазают по деревьям. Изящные ветви березы на участке не годятся для лазанья, но, склоняясь к земле, образуют почти что шалаш. И у меня самой действительно пробуждалась память о жизни в древесной кроне.

С тесного заднего двора вяз сумел добраться до моего стокгольмского балкончика. Год за годом я наблюдала, как он приближается, и, когда листва наконец достигла балкона, мне показалось, будто это древесное жилище на полпути к небесам. Вяз был сказочным компаньоном. Весной он делился своими маленькими плодами с круглыми крылышками; они походили на серебряные монетки и служили полезной добавкой к салатам. У них и название подходящее: манна. Потом лопались почки, появлялись листья, наполнялись разветвленными жилками. И тогда там происходило нечто особенное. Чтобы всем протянуться к солнцу, листья повели себя весьма демократично. Крона приняла форму лестницы, где самые нижние листья были чуть больше верхних, а также содержали больше пигмента, чтобы воспринять солнечный свет. По мысли дерева, ни одна ветка не должна иметь преимуществ перед другими.

Кстати, различий у этой сотни тысяч листьев тоже хватало. Помимо разного местоположения, они были сформированы генетической мозаикой. И всё же росли от одного ствола, а потому по-братски делили воду, которую давало им дерево. В жару они испаряли сотни литров влаги, шедшей на пользу всем окружающим. Ночами все листья впадали в расслабленный сон, слегка обвисали. Осенью некоторые держались чуть дольше других, и многие успевали исполнить отдельный танец, прежде чем все собирались на земле. Вместе они весили, наверно, как набитая дорожная сумка и месяцами совершали вместе с деревом и Землей путешествие вокруг Солнца.

Увы, однажды мои близкие отношения с вязом закончились. Некий инспектор счел, что корни могут повредить фундамент, и дерево решили спилить. Я помню, какой шум поднялся среди общественности, когда в 1970-е годы несколько стокгольмских вязов должны были уступить место выходу из метро. Протестующие сторонники вязов быстро забаррикадировались в гамаках и палатках среди деревьев и после ряда стычек сумели спасти их. Я такого успеха не добилась, и мой вяз спилили. Как оказалось позднее, совершенно напрасно, потому что фундаменту корни не угрожали. Но среди них обнаружилось кое-что еще. История вяза не завершилась. Пень пустил новые ростки, а я получила спил, рассказавший мне историю этого дерева.

Я всегда видела вяз сверху, в необычном ракурсе, теперь же увидела его изнутри. Ближе к середине была полость от давнего нападения гнили, которое дерево сумело отразить. Вокруг нее изгибались годичные кольца, повествующие о росте дерева. Со стороны, обращенной к дому, кольца были ýже, нежели с другой, где имелось больше пространства и света. Некоторые кольца вообще были тоньше – видимо, образовались они в более суровые годы. Когда я их пересчитала, оказалось, что вязу только что сравнялось сорок лет. Именно в этом возрасте вязы обычно цветут. В лучшем случае они могут дожить до пятисот лет, если древесина не понадобится для стола с красивой текстурой или для днища лодки.

Что может рассказать древесное нутро? Когда оно становится музыкальными инструментами, в них входит и история жизни дерева. Создатели народных скрипок выбирают для верхней деки ель, что медленно росла сквозь смены времен года, лучше всего в морозные зимы и при резких горных ветрах, которые придают волокнам древесины особую крепость. На обечайку и на нижнюю деку, напротив, непременно идет балканский клен, росший в других условиях. Чтобы разная древесина звучала гармонично, так называемый ус должен посредничать в их вибрациях, а чтобы никакие побочные тоны не нарушали резонанс, пропорции необходимо соблюсти до миллиметра. Поскольку материал живой, на инструменте надо постоянно играть.


Рекомендуем почитать
Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии

Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.


Орлеан

«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.


Страсти Израиля

В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».


Записки женатого холостяка

В повести рассматриваются проблемы современного общества, обусловленные потерей семейных ценностей. Постепенно материальная составляющая взяла верх над такими понятиями, как верность, любовь и забота. В течение полугода происходит череда событий, которая усиливает либо перестраивает жизненные позиции героев, позволяет наладить новую жизнь и сохранить семейные ценности.


Сень горькой звезды. Часть первая

События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.


Ценностный подход

Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.