Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков - [47]

Шрифт
Интервал

Шел 1980 год, и для геологической эпохи, в которой мы жили, как раз придумали новое название. Старое название – голоцен – было образовано от греческого слова «целостность». Согласно новой идее, его заменит название «антропоцен», от греческого «человек». Перемена названия связана вовсе не с похвальбой. До тех пор земные катастрофы вызывались собственными катаклизмами планеты или внешними силами вроде губительных метеоритов. Теперь же мы сами стали виновниками гигантского ускоряющегося переворота, чьи последствия захватывают всё – от экосистем до климата.

Стоя на черном каменном островке, я видела, как будущее омрачила тень. Когда писала стихи об океане, я пока что восхищалась каплями, сотворившими жизнь, и рыбами, которых так загадочно влекло в Саргассово море. Но под поверхностью шныряли еще и подводные лодки, а на дне лежало отработанное ядерное топливо, что сохранит свою опасность для жизни еще сотни тысяч лет. Временнáя перспектива погибла под этим раковым наростом.

Через несколько десятков лет после того дня в черных скалах всё, о чем тогда предостерегали, уже стало неоспоримым фактом. Казалось, что история Земли совершила поворот, когда истлевшие организмы были извлечены из черного царства смерти. С тех пор как нефть стала пластиком, каждую минуту пятнадцать тонн его попадают в море, где он убивает миллионы морских птиц, тысячи китов, черепах и тюленей, а его фрагменты через посредство рыб поднимаются всё выше по пищевой цепочке. С тех пор как нефть стала энергией, каждую минуту сжигаются десять миллионов ее литров, а углекислый газ в атмосфере всё усиливает парниковый эффект, и температура поднимается. Вдруг пошли разговоры, что трети населения Земли угрожает нехватка пресной воды. Одновременно заговорили о том, что из-за таяния ледников уровень моря поднимается, создавая угрозу побережьям. И биологические виды исчезают теперь в тысячу раз быстрее прежнего, так что мы на пути к седьмому всепланетному вымиранию. Став господствующим видом, мы увидели, как наш прометеевский огонь начал оборачиваться против нас самих. Куда это ведет, заметно по рекам, породившим наши цивилизации. Они предупреждают о потопе.



Смеркалось, и на проливе зажглись лодочные огни. Проходя по участку, я заметила огонек, плывущий по небу. Наверно, один из спутников, что кружат теперь вокруг Земли, ведя наблюдение или транслируя звуки и картинки. На иных были подневольные пассажиры вроде собаки-космонавта Лайки в ее раскаленной космической капсуле. С тех пор на спутниках запускали тысячи животных – слизней, жуков, бабочек, сверчков, ос, пауков, мух, рыб, лягушек, черепах, мышей, обезьян и кошек. Ученые хотели посмотреть, сумеют ли земные существа выжить в космосе, когда Земля станет непригодной для жизни.

На кухне я отыскала карманный фонарик – темно ведь. Где-то под навесом лежит спальный мешок, неизменно сопровождавший меня на море и на суше. Он оказался в самом дальнем ящике, и я порадовалась, что взяла фонарик, потому что краем глаза заметила какое-то движение. Наверно, одно из животных, которые выходят только ночью, когда люди спят.

Поднялся ветер, и в доме с тремя стенами захлопал синий брезент, словно вздумал отправиться в плавание. Когда я вернулась в писательскую хижину и улеглась в постель, мне опять вспомнилось давнее учебное судно. Я будто снова находилась в пути, и в каком-то смысле так и было. Ведь в широком смысле каждое существо – это поток, текущий от того, что было, к тому, что ждет впереди.

Но пока я ворочалась в тесном спальнике, перспектива все-таки начала сужаться. И правильно, ведь завтра утром вернутся рабочие. Удастся ли улучшить ситуацию, заменив сломанную стену? Жизнь-то возникла как раз благодаря негерметичной стенке клетки.

Вероятно, мой угол зрения за день расширился, потому что теперь я могла повернуть проблему и посмотреть на дом с несколько иной стороны. Старый дом стоял под углом к кухонной пристройке. Угол составляли две стены, и, если дополнить их еще одной стеной и потолком, получится комната. Стен в ней будет только три, но этого достаточно.

Ведь нам здесь как раз и недоставало вида на воду? Из дома откроется более широкая панорама, чем при четырех стенах. В море жили существа с другим восприятием, с другими песнями. Совершенно особенными, но на свой лад не менее примечательными, нежели наши. Миллиарды песчинок свидетельствовали об исчезнувших ландшафтах, ведь если история жизни глубока, как Марианская впадина, то наше собственное время – всего лишь пена на поверхности. И тем не менее мы успели стать для жизни такой серьезной угрозой, что должны поскорее направить развитие к другим временам. Или поворот наступает только через катастрофы?

Сквозь тиканье будильника долетал вой ветра на проливе. Он говорил о бурливых волнах в морском царстве, из которого я вышла и которое по-прежнему ношу в себе.

Сила дикого края

Замена стены потребовала времени. Как-никак все стороны дома взаимосвязаны, поэтому пришлось убрать также часть пола. Кроме того, под ним надо было протянуть кабель к электрическим розеткам на новой стене, а заодно электрики могли подвести электричество и к остальным постройкам на участке.


Рекомендуем почитать
Пёсья матерь

Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.


Найденные ветви

После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.


Дневник инвалида

Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.


Разве это проблема?

Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.