Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков - [46]
На стадии эмбриона я в ускоренном темпе прошла всю эволюцию. Как только оплодотворенная яйцеклетка разделилась, всё замелькало, как в калейдоскопе. Вскоре я уже походила на лягушку, точнее на головастика. У меня был хвост, который потом исчез, и жаберные дуги, превратившиеся в среднее ухо, гортань и часть нижней челюсти. Клетки всё время добавляли или убирали разные детали. Моя рука смахивала на улитку с пятью отростками, между которыми образовалась перепонка, но скоро отмерла, чтобы сформировались пальцы. И так происходило в моем теле повсюду. В совокупности клетки знали, когда им пора развиваться, делиться или отмирать, ведь они были чутко взаимонастроены. Под конец умерло почти девяносто процентов всех клеток эмбриональной стадии моего развития. Ведь только раковые клетки, мечтающие о вечной жизни, игнорируют других и бесконечно продолжают делиться. Поэтому я вдвойне благодарна всем тем, что погибли. Их наследие и их смерть сформировали мое «я».
Поскольку минувшее казалось таким близким, я вздрогнула от испуга, когда в писательской хижине раздался жужжащий сигнал мобильника. Звонил прораб; он сказал, что им пришлось прервать работу, но завтра они придут снова. Разом придвинулось настоящее. Я же приехала в летний домик, чтобы обсудить проблемы, возникшие из-за гнилой стены.
Тем не менее я обрадовалась, что мне достался день одиночества, когда можно взглянуть на ситуацию с разных сторон, не только с чисто практических. Расширенная временнáя перспектива может показать масштабы, которые ставят человеческую незначительность на место. Катастрофы, постигшие Землю, безусловно, имели иные масштабы, чем прогнившая стена, и зачастую прокладывали путь чему-то новому, хотя на это и потребовалось время. Дождь всемирного потопа и тот, по мнению геологов, мог продолжаться миллионы лет.
Вообще истории жизни присущи такие масштабы, что охватить ее взглядом можно, только если сжать до недели. Коль скоро раскаленный земной шар сформировался воскресной ночью, то первая жизнь возникла примерно во вторник. Это были цианобактерии, которые полностью владели планетой до субботы, когда появились морские животные. Зато последнее воскресенье прошло как в лихорадке. Утром на сушу выползли первые растения, через несколько часов за ними последовали амфибии и насекомые. После полудня Землей завладели огромные рептилии, а через полчаса появились и млекопитающие, хотя четыре часа им пришлось жить в тени динозавров. Птицы появились примерно в полдень. Ближе к полуночи по деревьям лазали человекообразные обезьяны, а за тридцать секунд до полуночи Homo sapiens начал ходить на двух ногах. Вся человеческая история вместилась в долю секунды.
Итак, в последнюю минуту мы присоединились к коллективному жизненному путешествию, которое было не только нашим. Оно наполнено историями о несчетных видах, родах и особях. Без них наша история стала бы иной, ведь другие тоже внесли в нее свой вклад.
Охота на туров была очень нелегка, но когда восемь тысяч лет назад это мускулистое животное удалось покорить, его потомки стали молочными коровами и тягловым скотом. Они трудились на первых наших полях, и, поскольку поселение было обеспечено едой, люди могли заняться чем-нибудь другим, а не охотой ради пропитания. Могло расти и население, а с ним росла потребность в организованном обществе. В обществе же так много зависело от драгоценных животных и растений, что шумеры создали письменность и стали вести им счет. Лошади расширили связи и военные завоевания, а торговля овечьей шерстью породила рыночную экономику, где богатства могли расти как за счет сельди и ворвани, так и за счет пурпурниц, шелковичных гусениц и слоновой кости.
Наиболее драматическое изменение произошло, когда лошадиные силы заменило ископаемое топливо. В нем крылась память о древней жизни Земли, потому что уголь – это истлевшие растения каменноугольного периода, а сырая нефть – триллионы водорослей, планктона и животных, спрессованных на давнем морском дне. Когда их стали сжигать, миллионы лет, минувшие с тех пор, словно вырвались на свободу в могучем взрыве, который мгновенно преобразил весь мир. Сельскохозяйственное общество сделалось промышленным, морские шхуны стали контейнеровозами и танкерами, а нефть, питавшую промышленное общество, качали из всё более глубоких скважин. Сейчас сотни тысяч тонн добывают и в море, где всё началось.
Я видела всё это с близкого расстояния, а со мной еще несколько старых товарищей по учебному судну. В результате утечки какой-то танкер выпустил в Балтику столько нефти, что для очистки требовались дополнительные рабочие руки, и мы тоже решили помочь. Как готовые к бою солдаты, сидели в военном вертолете, который должен был доставить нас во внешние шхеры. За иллюминаторами мы видели, как по морю внизу плывут радужные пятна, так непохожие на краски, какие обычно видны среди волн.
В шхерах, где приземлился вертолет, скалы были покрыты черной как смоль жижей. Нам велели сгребать ее в мешки, но сколько мы ни орудовали лопатами, она упорно не поддавалась. Проникала в трещины, липла к цветам, а мы знали, что морские птицы с их выводками погибнут от малейшего пятна нефти на оперении.
